Высокая, высотой метра четыре, сделанная из дефицитного в Африке дерева, на двенадцать человек. Все перекладины были сделаны не из бруса, а из оцилиндрованного бревна, даже, кажется, ошкуренного. На добротных пеньковых веревках висели повешенные, только одно место из двенадцати не было занято. Людской поток обтекал виселицу, поставленную прямо напротив главного входа в Асмара-маркет, и шел дальше. Полицейских не было видно, но с виселицей никто и ничего не пытался сделать…

Паломник украдкой огляделся по сторонам. Вместе со всеми прошел на рынок…

Асмара-маркет с тех пор, когда он был здесь последний раз, успел поменяться, и довольно сильно. Прежде всего вместо кое-как слепленных торговых мест, вместо разномастных торговых контейнеров как минимум на половине рынка были поставлены стандартные торговые места. Сорокафутовые морские контейнеры, выкрашенные в одинаковый синий цвет. Работа по приведению рынка в порядок продолжалась и сейчас – Паломник прошел мимо того самого места, где работал кран и сварщики. Ему не нравилось то, что происходило, – Африка есть Африка, и немцы сейчас уничтожали ее часть, часть ее самобытного и бурного существования – настоящий африканский базар.

Он купил лепешку с мясом с подноса какого-то мальчишки-разносчика, чтобы не выглядеть белой вороной. Потолкался около рядов, где продавали ткань, посмотрел на цены. Послушал людей, вспоминая знакомые языки – амхари, сомалику, африкаанс, суахили – настоящий лингва-франка Африки…

Ему надо было найти Симбу. Одного из немногих, кого он знал, кто знал его и мог ему помочь выполнить задуманное.

Он хорошо помнил, где находились помещения для охранников, и направился туда. Но вместо старых контейнеров нашел сложенный из пенобетонных блоков двухэтажный блокпост, к которому примыкало что-то вроде казармы. Охранники были одеты в форму – и только шамбоки, хлысты из кожи носорога на поясах остались прежними.

Все изменилось и здесь…

Оставалось только пытаться поспрашивать о Сибме среди людей его народа. В Африке, как бы ни был разбросан народ, но невидимые нити, соединяющие его, связность человеческих частиц в единое целое, в народ, сохраняются на поразительных расстояниях.

Паломник довольно быстро нашел масаи, людей, из народа которого происходил Симба, но те, кого он начинал спрашивать, говорили, что не знают, кто это такой. А глаза у них были пустые-пустые, какие бывают у африканцев, когда задаешь им вопрос, на который они не хотят давать ответ.

Масаи лгали.

Но прежде чем Паломник успел понять почему, он обнаружил, что его кто-то дергает за рукав. Это был ребенок – мальчик лет семи-восьми, черный, ободранный и босоногий.

– Дай монету… – заканючил он на немецком, – дай монету…

Пацаненок, хоть и оборванный, выглядел вполне смышленым.

– Когда ты ел? – спросил Паломник.

– Вчера вечером, великий вождь…

Паломник достал из кармана несколько монет – они остались у него с тех времен, когда он пытался убить генерала Айдида в этом городе, – и дал их оборвышу.

– Да благословит тебя Господь, о великий лев Африки! – зачастил пацаненок.

Слово «лев» он сказал на языке масаи. Симба!

Паломник заинтересованно посмотрел на пацаненка – и тот, кивнув ему, вдруг бросился бежать. Да так споро, что офицер итальянского ВМФ едва успел увидеть, в какую нору тот юркнул…

Эти торговые ряды немцы еще не унифицировали по своему разумению, и потому здесь, за контейнерами и сваренными из ржавого металла палатками, царила Африка. Здесь были параллельные торговым улицы, на которых кипела своя, невидимая покупателям жизнь. Здесь были женщины, дети, здесь заключались тайные сделки, продавали то, чего нельзя и что можно, жили целыми месяцами, влюблялись, сходились и расходились… Здесь тоже была Африка. Именно здесь и была Африка – другой мир в двух шагах от тебя. Восемнадцатый век в двух шагах от середины двадцатого и в нескольких сотнях метров от века двадцать первого.