Паломник перевел прицел еще дальше.
Еще двое, один с автоматом, другой поливает из двадцатилитровой канистры стащенных в кучу людей, видимо раненых. Понятное дело, что не водой.
И эти – черные.
Паломник прицелился, чтобы видеть площадь.
Двое, у одного на ремне через плечо – ротный пулемет с мешком для ленты. Караулят согнанных в углу площади женщин и детей. Еще двое выхватывают из людского месива то женщину, то ребенка, связывают и швыряют в кузов тентованного «Фиата» шестьсот восьмидесятой модели, колониального. Судя по цвету – желто-бурый, пятнистый, – машина армейская, бывшего контингента колониальных войск в Сомали.
Еще один – следит за порядком, в руке у него хлыст шамбок, и он лениво щелкает им, вытягивая то одного, то другого. Четвертый, тоже без штанов, кого-то трахает, прижав к стене мечети.
Прямо посреди площади – несколько трупов, валяющихся так, как будто их на бегу настиг пулеметный огонь. Наверное, так оно и было…
Понятное дело – мужчин убили, женщин и детей собираются вывезти и продать в рабство. И все работорговцы – черные…
Паломник увидел и два места, где все еще оказывалось сопротивление, – это были поселенческие дома, крепкие, специально построенные в расчете на возможную осаду. Их обстреливали, но лениво, только чтобы удерживать обороняющихся в домах и не дать вырваться. Паломник видел в прицел спины, обтянутые бурыми камуфляжными куртками, загривки… все черные…
Наскоро прихватив винтовку веревкой к ветке, чтобы не свалилась, Паломник соскочил вниз.
– Этническая чистка в полный рост, – сообщил он Акумбе. – Человек сорок, две машины с пулеметами. На одной – крупнокалиберная спарка, минометов не видно. Обойдем?
Акумба отрицательно покачал головой.
– Это мой род и мой народ.
– Это не твой народ… – сказал Паломник, – ты амхари.
– Это мой народ. Я африканец. Ты – можешь идти, белый.
– Тебя убьют. Там сорок человек.
– Тогда я погибну, как мужчина и воин…
Акумба встал с места – он спокойно сидел до этого, поджав под себя ноги, – собираясь идти к селу.
– Акумба…