С моим приходом становится еще теснее. Такого скопления людей и торговый центр не выдержал бы… Судмедэксперт здесь, значит, спасатели могут уезжать – пациент в надежных руках. С их отъездом освобождается хоть какое-то пространство, чтобы я мог подойти поближе. Один из офицеров уголовного розыска сообщает мне предварительную информацию:

– Ян и Шарлен Б. находились в состоянии развода и жили раздельно. Ему 41 год, а ей 23. У них трехлетний сын. Сегодня днем женщина предупредила своих близких о том, что собирается зайти к бывшему мужу за своими вещами. Родственники не могли ей дозвониться до самого вечера и, встревожившись, обратились в полицию. Тело нашли на полу – ее задушили полотенцем. Мужа арестовали в ресторане неподалеку от места убийства, он ужинал в компании с каким-то человеком, которого он даже не знал. С собой у него была банковская карта убитой жены. Он находится под стражей и уже признался во всем, но в его показаниях есть явные противоречия. Следует отметить, что он сильно пьян. К тому же, он хорошо известен полиции. Много лет назад он проходил по делу убийства молодой женщины, которую тоже задушили полотенцем. Вам все понятно?

Нет. Именно поэтому я должен посмотреть на все сам. Зато теперь я понимаю, почему присутствующие на месте убийства чувствуют себя так непринужденно: преступник уже дал признательные показания, и он в руках правосудия. А раз так, я уговариваю себя, что, бог с ней, с небрежностью по отношению к сохранению улик и вещественных доказательств на месте преступления, не так уж это теперь и важно. Если только, конечно, не всплывет никакой судебной ошибки или подозреваемый вдруг не изменит свои показания. Я вхожу в квартиру в сопровождении офицера уголовного розыска и эксперта-криминалиста, перед которыми расступается собравшаяся толпа, и я могу пройти. Я по привычке изучаю вначале общую обстановку и только потом перехожу к внешнему осмотру самого тела. С лестничной площадки попадаешь в коридор, слева от которого расположена гостиная. Справа находится ванная, а в глубине квартиры – спальня. В этой комнате я вижу обычный беспорядок, множество разбросанных повсюду вещей и телевизор, который явно швырнули на пол. На одном из его углов видны следы крови. Мы продолжаем осмотр помещения. В коридоре и ванной идеальный порядок. Эксперт-криминалист уточняет:

– Вы удивлены, доктор, не так ли? Здесь очень чисто. Мы даже применили реагент BlueStar. Свечение было повсюду: на стенах и на полу. Здесь произошла настоящая резня. Но парень заметал следы и основательно почистил квартиру. По крайнее мере, хотел это сделать. У меня есть отличные фотографии, и я взял пробы ДНК крови.

Достаточно распылить реагент из пульверизатора, а потом посветить на поверхность специальным фонарем, и пятна крови или следы попыток их уничтожения сразу же, как привидения, появятся в свете лампы. Я думаю, как эксперт-криминалист смог работать в такой толпе? Но потом понимаю, что вначале он был совсем один.

Мы входим в основную комнату. Жертва лежит вниз лицом в углу комнаты, между диваном и столом. Ее голова частично находится на подушке рядом с махровым полотенцем, пропитанным кровью. У убитой мокрые волосы. На полосатой майке большие пятна крови в области шеи. Рядом картонные коробки, заклеенные скотчем. Они стоят друг на друге. Все готово к переезду. Судя по всему, там вещи покойной.

Я надеваю латексные перчатки и бахилы (других предметов защитной экипировки у меня с собой нет), подхожу к трупу и переворачиваю его. Картина проясняется. На жертве видны следы жестокого избиения. Кровоподтек под глазом, следы ударов в виде многочисленных гематом, различные повреждения на коже головы. По поводу причины смерти сомнений почти нет. На передней поверхности шеи отчетливо видны две странгуляционные борозды, однако сзади они почти незаметны. Так бывает, когда преступник душит жертву, находясь позади от нее, удерживая петлю обеими руками и не соединяя ее концы.

Я очень хорошо запомнил первую фразу следователя: «Он задушил ее полотенцем». Поэтому я предусмотрительно обращаю внимание стоящих рядом со мной офицеров уголовного розыска на следы удушения, которые скорее напоминают следы от ручки сумки, от пояса или подвязки шторы, но уж точно не от полотенца.

Я потихоньку начинаю собирать свои вещи, как вдруг помощница прокурора удивленно восклицает:

– Вы разве не измеряете ей температуру? В Институте криминалистики нам говорили, что это необходимая мера.

Классика жанра. Дело в том, что во времена комиссара Бурреля, героя телефильма «Последние пять минут» (даже слово «телесериал» тогда еще было не в ходу), который показывали по телевизору во Франции в 1960-е годы, вызванный на место преступления врач непременно доставал старый ртутный градусник, который всегда носил с собой. После введения измерительного инструмента в тело жертвы (режиссер никогда не показывал нам детали этой интимной процедуры), врач объявлял своему другу комиссару: «Он умер между 2:30 и 3:00 часами ночи».

Но все это осталось в прошлом. Теперь известно – о чем я рассказывал ранее, – что скорость охлаждения трупа зависит не только от времени, прошедшего с момента смерти до момента измерения, но и в первую очередь от окружающей температуры, ее дневных и ночных перепадов, погодных условий и ряда других внешних и внутренних факторов, не имеющих ничего общего с досужими домыслами. В данном конкретном случае следовало бы измерить температуру комнаты во время трагедии, затем рассчитать количество тепла, выделенного десятком присутствующих на месте убийства специалистов, которые сбились в кучу в тесном помещении, и еще учесть, в какой момент открывалось и закрывалось окно. Это невозможно и бессмысленно. Дело в том, что в самом обстоятельном исследовании, опубликованном в крупном научном журнале, говорится о том, что, независимо от условий, при постоянной температуре внешней среды, предполагаемое время смерти определяется приблизительно с допустимой погрешностью в лучшем случае плюс-минус 2 часа 40 минут[23]. Эта погрешность слишком велика: если предположительно смерть могла наступить около полудня, то тогда реальное время наступления смерти находится в диапазоне от 9:20 до 14:40. Более того, если такой подсчет актуален вначале, то по прошествии времени погрешность увеличивается. Поэтому я объясняю помощнице прокурора, что измерение температуры не принесет пользы в отличие от оценки полицейских, основанной на проверке показаний. Такое объяснение позволяет мне отдать должное эффективности работы полицейских. «Вы знаете время, когда один из свидетелей все еще видел ее живой и здоровой. И то время, когда спасатели выбили дверь в квартиру – оно указано в протоколе. Тогда она уже была мертва. У нас не будет более точного определения момента наступления смерти».

И я приступаю к упаковке головы, кистей и ступней жертвы в пакеты из крафт-бумаги, чтобы избежать потери возможных улик в ходе транспортировки тела. Неожиданно обнаруживается, что на теле влажная одежда. Я мысленно отмечаю эту деталь. Ну вот, теперь мне остается только раскланяться и удалиться. Один из офицеров уголовного розыска явно удивлен.

– Доктор, вы уже закончили свою работу?

– На сегодняшний вечер да. Я забыл взять свою сумку с инструментами.

– Так вы утверждаете, что…

Я не имею ни малейшего представления о том, что хочет мне сказать следователь. Я с трудом удерживаюсь от ответа «Да, я утверждаю, что она умерла», прежде чем выйти из квартиры.

– Да, вскрытие будет проведено завтра во второй половине дня. Я утверждаю.

Пока я спускаюсь по лестнице, я слышу, как заместитель прокурора шепчет: «И это все? Я ожидал другого…». На что рассчитывали эти двое? На танцы с бубнами в моем исполнении? Увы, работа судмедэксперта не имеет ничего общего с эстрадными номерами. Я возвращаюсь в свою машину. Чашка горячего кофе из термоса и кусочек горького шоколада из Эквадора (содержание какао 98 % – обычно такое есть невозможно, но мне очень нравится его кисло-горький привкус, который так хорошо сочетается с ароматом кофе) позволяют мне за несколько минут справиться с плохим настроением и зарядиться бодростью, чтобы не заснуть за рулем в такую дождливую погоду. Через два часа уже будет светать.