Визит мистера Прейджера страшно огорчил меня. Мы с Шоном перестали общаться. Мы перестали доверять друг другу, это-то понятно. А может быть, и никогда не доверяли.

Меня заинтриговали слова мистера Прейджера о том, что он читает мой блог – еще одно доказательство того, насколько далеко заплыло мое письмо в бутылке, как далек берег, на который его выбросило. Меня подмывало перечитать свой блог и посмотреть, не запостила ли я чего-нибудь изобличающего. Но кого я могла бы изобличать?

Когда мистер Прейджер ушел, я спросила Шона, что происходит. Не будет ли он так любезен – наконец – сказать мне правду? Они с Эмили инсценировали ее смерть, чтобы забрать деньги по страховке? Они надули меня? Я была лохом в их схеме? И осталась им?

Шон настаивал: ничего подобного. Утверждал, что сбит с толку так же, как и я. Он на самом деле считал, что Эмили умерла. Иначе… Ему не нужно было объяснять. Я знала, что он имел виду. Иначе он не пригласил бы меня разделить с ним жизнь.

Он понятным образом зациклился на том, что у Эмили оказалась сестра-близнец. И мне пришлось признать: очень странно, когда узнаешь такие вещи о своей жене после шести лет брака. Я была потрясена, обнаружив это, – а ведь Эмили была только моей подругой и сравнительно недолгое время.

Говорила ли мне Эмили правду хоть когда-нибудь? Был ли Шон правдив со мной сейчас? Неизвестность должна была бы заставить меня возненавидеть их обоих. Странно, что этого не произошло.

Меня ожидали перемены, от которых никуда не деться. Хотя, возможно, они обернулись бы в мою пользу. Что, если Шон и Эмили оба отправятся в тюрьму? Доверят ли мне холить и лелеять Ники, если случится худшее? Эмили не думала о том худшем, что может случиться. Она не думала даже о Ники. Или о двух миллионах долларов. Ложь и игра – вот от чего ее штырило. Врать всем подряд. Особенно мне.

У меня была минутная фантазия: Эмили и Шона посадили в тюрьму, и я стала опекуном Ники. Мне всегда хотелось второго ребенка. То, что я позволила себе впустить эту мысль в сознание – даже на долю секунды, – заставило меня почувствовать себя настолько виноватой, что я ущипнула себя, чтобы прогнать ее.

Столько вопросов Шон не задал мистеру Прейджеру! Если погибшая была сестрой Эмили, то как она умерла? Это известно. Она утонула, и ее организм был перегружен алкоголем и таблетками.

Примерно через неделю после визита мистера Прейджера на телефонном определителе высветилось “Неизвестный номер”.

Мне следовало презирать Эмили. Она лгала мне. Она манипулировала мной. Она предала нашу дружбу. Она терроризировала меня. Она неусыпно следила за мной из рощицы за домом и проникла в мой дом, когда меня там не было. Так что я не могу объяснить, насколько счастлива я была просто услышать голос своей подруги. Я не могла притворяться даже перед самой собой, что мои эмоции осмысленны. Эмили сказала:

– Стефани. Это я. Мне отчаянно нужно, чтобы ты помогла мне. Пожалуйста.

От того, как она произнесла “пожалуйста”, мне захотелось написать в блоге о помощи другу в беде. О том, как мы узнаем, что друг действительно, на самом деле нуждается в нас. Я никогда не смогла бы написать всю правду. Но я захотела написать, почему не смогла сказать “нет”. Может быть, напиши я об этом в блоге, я бы поняла, почему согласилась, почему захотела простить ее, не придавать значения отвратительным поступкам Эмили по отношению ко мне.

Все, что я сейчас знала, – это что Эмили нужна моя помощь. Она поставила себя в опасное положение. Эмили сказала:

– Меня преследует какой-то человек. Уже пару недель. И не особенно старается остаться незамеченным. Я не знаю, чего он хочет.

– Как он выглядит? – спросила я.

– Среднего возраста. Светлокожий мулат. Всегда в костюме и галстуке-бабочке. Немного похож на того киллера из “Прослушки”.

– Я не смотрела “Прослушку”. – Я тянула время.

– Господи, Стефани, никому не интересно, смотрела ты “Прослушку” или нет.

Никогда за время нашей дружбы она не говорила со мной таким тоном. Почему бы не сказать ей правду? Особенно когда другие лгут.