– Ты превратила мое проклятие в загадку?

Мгновение она разглядывает свои ногти, совершенно не обращая внимания на гнев Эллиота.

– Может, я и коварна, Фловис, но не жестока. Зачем мне из-за тебя заставлять человека страдать больше, чем он того заслуживает? Находиться с тобой достаточно долго, чтобы проникнуться к тебе светлыми чувствами, уже само по себе пытка. Слишком жестоко было бы после этого еще и заставлять их приносить ради тебя настоящую жертву. Тебе бы, напротив, пришлось принести настоящую жертву, если бы ты сам решил снять проклятие. – Последнюю часть она произносит с довольной улыбкой, как будто ее забавляют собственные слова.

Грудь Эллиота вздымается от ярости.

– Эта твоя маленькая загадка могла меня убить.

Она пронзает его испепеляющим взглядом.

– Поверь мне, Верховный совет был готов пойти на этот риск.

Я ощетиниваюсь от этого, чувствуя, как жар приливает к моим щекам. И жду, что Эллиот набросится на нее, и на мгновение складывается впечатление, что так он и поступит. Но после Эллиот опускает голову и бормочет себе под нос череду проклятий.

– Ты можешь винить нас? – спрашивает Никсия.

Он потирает затылок и бормочет:

– Не совсем. – Он бросает на меня смущенный взгляд, затем снова смотрит на Никсию: – Мы были не в лучших отношениях, да?

Она изгибает бровь.

– Ты говоришь только о нас с тобой? Или о тебе и остальных? Потому что на последнее я бы точно дала утвердительный ответ.

– Чертовы фейри, – выпаливает он. – Я понял, ясно? А теперь, может быть, уберешься с моей территории?

Она открывает рот в притворном изумлении.

– О, то есть теперь, когда проклятие снято, ты все еще считаешь это поместье своим? Означает ли это, что тебе стали нравиться человеческие жилища?

– Как долго ты собираешься издеваться? Ждешь аплодисментов? Объятий?

Она усмехается, затем открывает диковинную серебристую пудреницу.

– Пока, – прощается она, изящно взмахивая пальцами. И из пепельницы вырывается та же вспышка света, что мы видели до этого. Она уносит фейри в мгновение ока.

Несколько мгновений мы стоим молча, уставившись на то место, где только что находилась Никсия. Затем я медленно поворачиваюсь лицом к Эллиоту. Мой пульс учащается, голова идет кругом от всего, что я только что узнала и пережила. Но главенство надо мной держит тревога, которая только усиливается, когда я вижу жесткость позы Эллиота. Я поднимаю на него глаза и вижу в его лице неуверенность.