Однако Вэй видела, что констебль внимательно слушает её, и потому решила играть до конца:
— Может я и наивная дура, но кое-что всё же смыслю в конспирации. Ты же сам говоришь, что зауважал меня. Я передала статью с одним из полицейских. Невысокий такой, с залысинами. Констебль подтвердит, что весь день здесь в доме ошивалось много его коллег. Один из них оказался столь любезен, что согласился взять в Лондон моё послание. Для всех вас это бомба. Вам не удастся спрятать концы в воду. Моё исчезновение ничего уже не решит.
Пирс огляделся, взгляд его остановился на старинном павильоне:
— Эту рухлядь я снесу. А тут… — наконечник тросточки в его руке указала на чёрный провал могилы, — завтра же распоряжусь всё забетонировать, устроим площадку для стоянки грузовиков. А теперь констебль убейте эту женщину!
Скарлетт увидела, что полицейский поднял руку с револьвером и целится ей прямо в голову. Вэй закрыла глаза и стала торопливо шептать слова молитвы. Грохнул выстрел. Но ни удара, ни боли она не почувствовала. Зато рядом охнул и удивлённо вскрикнул Пирс:
— Вы кретин, Север! — Инженер схватился за правое плечо. — Вы попали в меня, а не в неё! Убейте же, наконец, эту тварь! Или я сам!
Скарлетт повернулась к Пирсу и выхватила из его ослабевших пальцев рукоять трости. Поворот, щелчок, и в руке у Вэй осталось длинное тонкое лезвие стилета, которое она наполовину всадила в живот Пирса. Луч фонаря осветил вытянувшееся от изумления лицо инженера. Его ужасный, глубоко страдальческий взгляд, который он бросил на Вэй, расставаясь с жизнью и конвульсивно хватаясь окровавленными руками за тонкое лезвие, долго потом чудился ей и не давал по ночам покоя. — Что вы наделали… — пролепетал он, перед тем как рухнуть — сперва на колени, а потом перевалиться на бок…
К Вэй подошёл полицейский с дымящимся револьвером в руке, и с интересом оглядел скрючившееся у её ног тело:
— Надеюсь, миссис Вэй, вы подтвердите на суде, что я защищал вас, когда этот мерзавец хотел вас убить? Я нарочно притворился сторонником негодяя Шюрера, чтобы в решающий момент сорвать их преступный замысел.
— А где мэр? — спохватилась Скарлетт.
— Наверное наложил в штаны со страху, — хохотнул полицейский. — Слышите, как стучит башмаками по лесу? Словно копытами громыхает… хе, хе… «розовый носорог»! Но не волнуйтесь, я немедленно отправлюсь за ним в погоню, и если понадобиться стащу «Фарфорового графа» с ватерклозета.
До того как прибудут коллеги-полицейские из Лондона, посажу негодяя под замок. Думаю, скоро наш мошенник примерит вместо мантии пэра Англии, о которой он так мечтал, полосатую тюремную робу. И поделом ему!
Глава 104
На улицу Ричард вышел с шапкой Дегриля в руках. Вслед за ним из дверей появился старый Шах. В тусклом свете луны его большеголовая тень, серым дымчатым призраком скользящая по улице, являла собой жутковатое зрелище. Огромный, нескладный в своей худобе, с окровавленной мордой, он был ужасен и величественен одновременно.
Волки беспрепятственно покинули город и оказались в полях. Шах шёл медленно, устало. Схватке с охотником старик отдал слишком много сил. Однако опыт позволял ему экономно расходовать остатки жизненной силы.
Наконец, вошли в лес. Шах выбирал самый короткий и самый скрытный путь. Как бы ни был утомлен старик, он никогда не забывал об осторожности.
Атилла и Бур встречали их возле логова. С ликованием подбежали, ласково помахивая хвостами и приветливо поскуливая. Но, едва учуяв исходящий от шапки запах погибшего Тита, жалобно заскулили.
…Ричард выкопал из-под снега похищенное у людей тело Тита и завернул его в мех. Теперь, в своей шубе, друг может спокойно уйти в край вечного счастья, чтобы присоединиться к ждущей его стае предков и охотиться с ними в благословенных лесах.
…Волки стояли на краю могилы, зябко поеживаясь от ветра и сырости. Чернело небо, чернела земля, черно было на душе. Шах закинул на спину голову, закатил глаза и завыл. За ним завыли остальные. Вначале каждый тянул свою собственную печальную песнь в память о друге. Постепенно разрозненные голоса стали сближаться, соприкасаться. Затем переплелись и дополнили друг друга. И вот песня стаи переросла в угрюмое вибрирующее стенание. Все четверо пели дружно и вдохновенно, подняв слепые глаза к тёмному небу и нервно напружинив тела. Они были сейчас едины в общем диком порыве. Словно бы давали клятву верности друг другу в борьбе за трудное существование небольшого племени. А ещё звучала тема мести, ведь пока оставался жив хотя бы один враг, Тит не будет отомщён.
Иногда волки умолкали. Песнь их стихала. И тогда наступала чуткая, настороженная тишина. Затем стайная песня начиналась сначала…