— Тогда, да. Но, как известно нам из уроков истории, человек не способен вовремя остановиться, и этого амбициозного лидера постигла та же участь. Он захотел большего, и всё за счёт других. Это политика, молодой человек. И я, и ещё миллионы были лишь ничего не значившими марионетками, — старик снова умолк, давая себе передышку. — Первое время я просто восхищался всем этим, но постепенно пришло понимание, что от всего этого выгоду получают, как правило, те, кто стоял у вершины власти. Мы же — простой народ — просто жрём эти обещания о хорошей жизни и выполняем всю грязную работу. И вот мысль, которая однажды посетила мою голову о том, что я просто средство для достижения чей-то цели, уже не отпускала меня. Я стал медленно прозревать. Никто не собирался нас обогащать. Всё это была лишь несбыточная мечта, к которой я мог прикоснуться и только. Но было уже поздно поворачивать назад, началась война, и я уже не мог вернуться домой. Марк по своим связям помог мне с хорошим назначением, и я стал солдатом, сражающимся не за свою страну. — Вальтман прикрыл свои блеклые глаза. — Помню, как спросил его, верит ли он, в те идеи, которые я слышал от него год назад? И знаете, какой получил ответ?

— Какой?

— Он рассмеялся мне в лицо и назвал идиотом. Всё что он когда-либо делал, он делал только ради денег и если у меня есть мозги, то я хотя бы попытаюсь заработать на этой войне, ведь домой мне путь заказан, и радушный приём я там вряд ли получу. Либо так, либо останусь всего лишь «полезным идиотом», невеждой, перешедшим на сторону врага. И таких, как я были сотни тысяч. Наивные дураки, к которым всегда относились с презрением и использовали в своих целях. И он указал мне на это, открыл, так сказать, истинное положение вещей. Я был зол! Но что толку кусать локти, если уже ничего не изменить? Война предоставляет кучу возможностей и на протяжении четырёх, невероятно долгих лет, я медленно, но верно продвигался вперёд, стремясь заработать себе не только имя, но и обеспечить себе в будущем безбедное существование.

— Сейчас вы признаёте, что поступили опрометчиво, перейдя на сторону врага?

— Вся моя жизнь была прожита не на той стороне, молодой человек. Это понимание пришло ко мне слишком поздно, чтобы что-то изменить, но достаточно рано, чтобы всю оставшуюся жизнь мучиться угрызениями совести. Все мы задним умом сильны.

Старик замолчал, давая себе возможность передохнуть и сделать новый глоток кислорода. Он давно не вёл такие долгие разговоры, и ему было очень тяжело. Нестерпимо болела грудь. Он протянул дрожащую руку к стоящему рядом столику с лекарствами, но добился лишь того, что свалил часть прозрачных пузырьков с таблетками себе на колени.

— Вам помочь? — участливо спросил гость, поднимаясь с кресла.

— Да, если вам не трудно, — хрипло согласился тот. — Там пузырьки с цифрами. Мне нужен с номером два. Я, видите ли, не запоминаю все эти, чёртовы, цифры и названия, а эти безмозглые сиделки только выводят меня из себя.

Молодой мужчина, подойдя к столику, начал перебирать пластмассовые баночки.

— Этот? — спросил он и протянул одну из них Виктору Вальтману.

— Надеюсь, — проворчал старик, даже не взглянув. — И подайте мне стакан с водой.

Он ткнул скрюченным, шишковатым пальцем в хрустальный графин, на том же столике. Гость налил воды в стакан и передал хозяину дома. Тот, худой, трясущейся рукой, сначала положил таблетку в рот, разжевал, а после запил её прозрачной жидкостью.

— Через пару минут продолжим, — пообещал старик, откинув голову на подушку и прикрыв глаза. Его впалая грудь тяжело вздымалась. Так они просидели в полном молчании долгие пять минут.

Когда уже гость решил, что старик заснул, и продолжения сегодня не будет, тот открыл мутные глаза и спросил:

— На чём я остановился?

— Вы решили заработать на войне…

— Ах да... Но как говориться — человек предполагает, а Бог располагает. В сорок четвёртом я получил ранение. Получил при бомбёжке одного из немецких городов. Осколками меня зацепило основательно, и я почти два месяца провалялся в военном госпитале. Доктора наковырялись в моём теле вдоль и поперёк и заштопали, как смогли. Боль ещё долго была моим постоянным спутником. Нога пострадала сильнее всего. А когда до выписки оставалось пару дней, ко мне пришёл тот, кого я и не надеялся больше увидеть.   

— Марк?

— Да. Я не видел его несколько лет. Он изменился. Дослужился до высокого военного чина, чему я впрочем, не был удивлён. Я был счастлив! Меня переполняли эмоции. Несмотря ни на что, я по-прежнему питал к нему привязанность, лелея несбыточные надежды. Он пришёл не случайно. Услышав, что я нахожусь в том госпитале с ранением и, что моя карьера военного, скорее всего, завершена, решил предложить мне небольшое, но очень выгодное дельце, как он тогда выразился.

— Вы согласились?