— Не многое, — пожал он плечами и повернулся к гостье, положив обе ладони на набалдашник трости. — Она год прожила в соседнем городке в ста двадцати километрах отсюда. После, её след теряется. Как сквозь землю провалилась. А за год до событий восемьдесят девятого она вдруг вновь появляется. Я несколько раз беседовал с ней в тот период, но она мне ничего так и не рассказала.

— Думаете, она могла быть причастна?

— В её состоянии? Всё возможно. Люди с зависимостью, будь то алкоголь или наркотики, способны на немыслимое.

На что именно Новак не стал озвучивать. В годы работы он сталкивался со случаями, когда такие конченые люди продавали детей в рабство или на органы. Слишком частыми были и случаи детской проституции. Как наркоманы за дозу, алкоголики за выпивку, готовы были на что угодно.

— Но доказательств у вас нет?

— То, что я выяснил о её жизни, настораживало. Было очень много подозрительных моментов. К тому же мы так и не подтвердили того, что она не виновна. Ваша мать не хотела с нами сотрудничать, или может просто не помнила, что произошло в тот вечер. На все мои вопросы в ответ была лишь тишина. То, что у Клары Берсон были проблемы, было видно невооружённым глазом. С ней проводил беседу наш штатный психолог, так вот он утверждал, что у неё психологическая травма, но с чем она была связана, он так и не смог выяснить. Ваша мать на беседах с ним тоже молчала.

— Вы думаете, она могла что-то сделать с Николасом?

Новак посмотрел прямо в её кошачьи глаза.

— После того, что вы только что рассказали, я ещё больше проникся уверенностью, что это возможно. Иначе, почему ваша бабушка перестала упоминать дочь в своих записях? Что, если она узнала о виновности вашей матери, но будучи сама матерью просто не смогла предать свою дочь? Что, если ваша бабушка все эти годы знала, что случилось с её внуком? Может она хотела забыть о них, вычеркнув из своих воспоминаний? — этот вопрос предназначался скорее для него, чем для той, что сидела напротив.

— И что же, по вашему мнению, могла сделать моя мать с Николасом?

— Вы её тогда не видели. Она было в ужасном состоянии.

— И всё же? — настаивала девушка.

— Вам ни к чему в этом копаться. Думаю, мы закончили, — было последнее, что он произнёс, перед тем, как открыть дверь кабинета, давая понять, что время истекло.      Девушка была задумчива, когда попрощавшись, наконец, покинула его дом.

Новак закрыл дверь и тяжело вздохнул, понимая, что это была никому не нужная встреча. Ему было жаль потраченного времени, и он был зол. Но вскоре понял, что эта злость от того, что эта пигалица заставила его опять во всём сомневаться... Вспоминать и думать!

Он медленно прошёл в кабинет и тяжело опустился в любимое кресло. Бросил взгляд на книги — читать не хотелось. Мысли то и дело возвращались в далёкий 1989-ый год. Ворошить прошлое не стоило, теперь он это хорошо понимал. Сидел, прикрыв глаза, слушая бурлящую жизнь за окном: рёв проезжающих мимо автомобилей, отдалённый предупреждающий гудок паровоза, голоса людей, спешащих по своим делам, топот десятка ног. Его мозг напряжённо работал.          

Взяв в руки мобильник — подарок дочери — набрал сохранённый номер, после нескольких длинных гудков на том конце ответили.

— Здравствуй, дорогой. Это Новак тебя беспокоит. Как супруга? Как дети? Да, да, у меня тоже всё отлично... Нет-нет, нога почти не болит, — торопливо соврал он, с ненавистью взглянув на трость. — Видишь ли, у меня к тебе просьба... неофициальная, как ты понимаешь. Мне нужна кое-какая информация...

Новак терпеливо выслушал собеседника.

— Да вот решил на старости лет дать мозгу встряску и немного поработать. Ты же знаешь, полицейский даже на пенсии остаётся полицейским. Да-да. Запиши. Исчезновения детей, с восемьдесят пятого года и до настоящего времени, по всей стране.