Смотрины платья

На следующий день к вечеру на смотрины французского платья были вызваны все Лидкины подруги без исключения. Во главе с главной подругой, Принцем Анатолием – «а вот и я, цветов не надо!». Последнее время он стал выглядеть как администратор летнего театра – быстроглазый, самодовольный и беспардонный, с отчаянным румянцем на толстых щеках. Три волосины его были тщательно, видимо по линейке, разобраны на прямой пробор и зализаны пивом, как у полового из трактира в старинные времена. Стоило ему чуть выпить и вспотеть, а потел он обильно и обязательно, как комната наполнялась дрожжевым запахом перезревшего и подкисшего теста, отнюдь не способствующим повышению аппетита. Этот кисленький подквашенный дух сопровождал его теперь повсюду. Изменился он кардинально, растеряв все те благородные качества, за которые Лидка когда-то его полюбила. Видимо, климакс был беспощадным не только к женщинам, но и конкретно к Анатолию. Хотя климакс, который по всем срокам должен был давно пройти, роли особо уже и не играл, просто возраст, батенька, возраст, и, скорей всего, зарождающееся слабоумие. Повадился он издавать разнообразные звуки, не очень привычные в обществе, и при этом удивленно оглядывался вокруг – кто это такое натворил? Мог за столом охотно поделиться подробностями своей физиологии с большим количеством анатомических подробностей, не обращая внимания на брезгливые гримасы подруг и стук вилок, в отвращении брошенных на тарелки, на что раздраженно говорил: «Нежные все стали, поговорить уж не с кем». Свихнулся вдруг на кулинарии, хотя никогда этим делом, в смысле готовкой, особо не интересовался, а тут стал постоянно кухарить и есть как не в себя, постоянно требуя от подруг новые рецепты. Вместо «здрасьте» мог поинтересоваться, у кого какая «начинка» для борща, или спросить кого-то из подружек: «А ты кладешь в синенькие морковь? Кладешь? А-а-а, я понимаю, с морковью получается больше и дешевле».

Даже вкусы его стали совершенно другими, начал размешивать вместо сахара конфеты в чае, любые, шоколадные или леденцы, и перешел с водки на портвейн «777», безоговорочно поверив в его волшебные свойства. В гостях же продолжал пить все без исключения, хотя уверял, что от алкоголя его воротит, как цыгана от станка. Нагло врал, тем более что начал делать настойки, экспериментировал изо всех сил. Хотя и раньше, еще будучи Лидкиным гражданским мужем, занимался химическими опытами, но исключительно в мирных целях, чтобы лечить Лидкины колени, сильно пострадавшие из-за долгой балетной нагрузки на сцене Московского театра оперетты. Всякие выжимки из лопухов, притирки из коры ивы, настойки из девясила для компрессов сменились теперь домашней хреновухой, клюковкой и даже спиртовой настойкой на белых грибах. Последнюю пробовать никто не отваживался – по тому, как Принц изменился, все решили, что на белых-то грибах он, как обычно, сэкономил, а заспиртовал исключительно мухоморы.

Девочки, Лидкины подруги, в связи с изменением его личности успели придумать ему другую кличку – из Принца Мудилы он благополучно превратился в Маразма Крепчалова. Причем каждая из девочек претендовала на авторство, но кто именно придумал это имя, вспомнить так и не удалось.

Девочки никогда не приходили в гости с пустыми руками. Не только к Лидке – вообще. Так уж было заведено с их давнего детства – по мере возможности доставлять людям радость. Да и времена всегда были сложные, неустроенные, дефицитные, постоянно чего-то не хватало: то еды, то одежды, то лекарств, то книг, а то и всего вместе. Поэтому поделиться с друзьями избытком было необходимой потребностью. И определенным наслаждением. Оля выложила на уже накрытый стол шмат соленого жирного палтуса, самой любимой Робиной рыбы. Раньше Оля жила в Мурманске, можно сказать, в самой что ни на есть палтусной столице, и с тех пор просила друзей присылать эту рыбку с оказией, не для себя, для Робочки. Тяпочка торжественно поставила на стол баночку майонеза. «Опа!» – сказала она, как фокусник, удививший публику зайцем в цилиндре. Майонез тоже был в магазинах редкостью, давали его по две баночки в одни руки, плюс еще в очереди за ним надо было отстоять час-другой. Лидка могла его, конечно, и дома сделать, не проблема, – хорошее постное масло, пара яиц, желательно от домашних кур, соль-сахар-перец, горчица и немного лимона, – но поди набери эти продукты, чтоб вместе, хором в одно время! Масло есть – яиц нет, яйца достали – горчица пропала, горчица нашлась – яйца съели! Так что лучше уж так, в баночке. А Анатолий что? Анатолий ничего, он принес свои советы.

Веточка же, нежная душа, притащила два кусочка мыла – хозяйственное, для кухонных нужд, и пахучее земляничное. Катя хозяйственное мыло ненавидела, этот морщинистый кусок неясного, если по-научному, генеза, запах от которого долго оставался на руках, и она все принюхивалась – откуда несет таким говном? Она слышала даже, что ходили легенды, будто его делают из жира бродячих собак… А то, что оно было универсальным, – это стопроцентно, никто не отрицал. Им и стирали, и мыли все что можно, и распыляли его в виде раствора в огороде, им даже лечили! А что вы думаете, в свое время баба Поля пихала Кате в нос ватку, смоченную вонючей мыльной пеной, чтобы победить наконец детские сопли, когда обычные человеческие лекарства уже не помогали. А ссадины? Помазал хозмылом – и ни один микроб не пролезет! Сдохнут от вони! Но хозяйственное мыло – это так, необходимость, Лидка сразу спрятала его под мойку, чтоб не пугало людей и не мозолило глаза, а кусок земляничного отнесла в ванную, который, кстати, еще не начатый, куда-то быстро испарился.

На кухне сразу образовалась толкотня, каждый стремился что-нибудь порезать, выложить на блюдо или в пиалочку, помешать в кастрюле, достать из шкафчика, но больше всего хотелось, конечно же, поговорить, ради этого и толклись. Надвигающаяся Катюлина свадьба вносила праздничный ажиотаж в размеренную и слишком уж предсказуемую жизнь стареющих примадонн. Пухленькая Тяпочка изо всех сил старалась помочь, но только бесцельно металась по узкой кухне, обтесывая свои внушительные телеса обо все углы и подруг. От нее всегда обреченно пахло беспомощностью.

– Тяпка, ты вроде как еще больше раздобрела? – спросила тощая Надька, оглядывая подругу, которая своим телом закрывала проход к холодильнику.

– Надюшка, и не говори! Но! За доброту бог дает полноту, а от злости – одни кости! – Тяпочка улыбнулась, подмигнув Надюхе и активизировав свои очаровательные ямочки. – Надо срочно что-то прекращать! Только еще не решила что – или есть, или взвешиваться! – И они обе принялись долго и заливисто хохотать, на смех они были всегда быстры. На что Принц не заставил себя ждать и подоспел со своим советом:

– Меньше мучного, больше ночного! Уж поверь моему опыту!

И вот наконец сели за стол, где, разгоряченные впечатлениями, грядущими событиями и обещанным парижским шиком, девки во главе с Принцем снова отчаянно загалдели, зашуршали и запросили вернуть на стол остатки лимонной водки, в чем отказа, конечно, не было. Лидка-то зазывала всех «на чаек», но чайком никогда не отделывалась.

Когда Роберт стал секретарем Союза писателей, ему начали выдавать особый продуктовый заказ. Брала его обычно Катя, которая уже научилась водить машину, и лишний раз выехать куда-то недалеко от дома доставляло ей огромное удовольствие. Она и ездила всегда к директору ресторана ЦДЛ, который ждал ее в своем подвале, в крохотном кабинете без окон, но, несмотря на отсутствие окон, очень высоко стоял в пищевой цепочке. Именно такие товарищи, распределяющие еду и заведующие сервелатами и сардельками, балыком и икрой, вырезками и корейками, заграничными коньяками и американскими «Мальборо», безграничную власть имели не только над продуктами, но и над людьми. Каждый раз, когда Катя входила в этот небольшой, слегка отдающий плесенью сводчатый кабинетик, где вместо окна был прилеплен календарь Совэкспортфильма с фотографиями актеров, обязательно раздавался звонок из массивного черного телефона, с диском и кнопочками, а-ля вертушка, словно это всегда было подстроено заранее. Директор наигранно морщился, к телефону нарочито не подходил и, подобострастно улыбаясь, выдавал ей пакеты с провизией вместе с квитанцией, а потом шел провожать до машины, щурясь, как вурдалак, на дневном свету. Катя ему нравилась, но продуктами он завлечь ее не мог, а больше было нечем.

Другое дело, что продуктов этих хватало ненадолго и при постоянном наплыве гостей все эти финские сервелаты, качественные российские сыры из писательского заказа и многие другие дефицитные продукты долго в холодильнике у Крещенских не задерживались. Вот и теперь все в красивых кузнецовских тарелках легло на стол. Лидка была очень хлебосольной, широкой, гостей принимать любила и ничего из вкусностей никогда не утаивала, особенно от родных подруг. Сама не поест, но девочкам на стол поставит. К их приходу готовилась, продумывала, чем порадовать, повод-то теперь был вон какой, редкий в жизни! Но и не забывала заодно слегка пофорсить перед ними, похвастаться зятем и его возможностями – да, водился за Лидкой такой грешок, но в меру и, скорее, от большой любви к Робочке. Ей хотелось, чтобы все его любили так сильно, как она. А его и так любили.

За столом началась суета, еда быстро разошлась по тарелкам, крещенка по рюмкам.

– Дай бог, чтоб мальчик оказался добрым и порядочным, а то всякое бывает – сверху мило, снизу гнило. Я-то по себе знаю, что самое сильное чувство – разочарование. После него вакуум. – Веточка даже привстала, чтобы обратить внимание на свои слова, и подняла наполненную до краев рюмку. Ее легкая вуалька на лбу – да-да, она все еще носила вуальки! – от напряжения задрожала. Она слегка откинула ее подальше на аккуратно прилизанные волосы и подняла рюмку еще выше, отклячив мизинчик. – За любовь! Всеобщая любовь не нужна. Пусть любит пара хороших людей, этого вполне достаточно для счастья. И за то, чтобы девочка наша получала удовольствие от жизни, в этом и есть смысл, в удовольствии. – Принц открыл было рот, чтобы возразить, ведь смысл жизни он видел совсем в другом, но Веточка жестом ловко его остановила и продолжила: – Когда люди не могут радоваться жизни, они черт-те что себе придумывают, отсюда все беды, войны и революции. В общем, за то, чтоб у Катюши в жизни случилось головокружительное счастье! Ведь люди расцветают только от любви, других причин нет.