– Да ладно, Ветка, кого мы обманываем! – залпом, не поморщившись, махнул рюмку Принц и тут же потупился. – Счастье счастьем, но как вот так просто этому пацаненку отдать наше сокровище? Что он может ей дать? Ну молодой, ну высокий, ну пока еще красивый, ну тоже в МГИМО учится, а дальше-то что? От него и сейчас и потом проку как с мухи меду. Чем он так уж ее заинтересовал, девки, чем он так покорил, ну сами задайте себе этот вопрос! Вот футлярчик поизносится, тогда и посмотрим! – Принц Анатолий озабоченно пошевелил остатки прически. – Когда заманиваешь людей только тем, что между ног, они долго не задерживаются. Вот и Катюня с ним всю жизнь не проживет, попомните мои слова. И вообще, у меня аж глаза выпали, кода я услышал, что они надумали жениться! Надо было подождать, вот придет время…
– Все думают, что время придет, а оно только уходит… – перебила его Веточка. – Да я и сама понимаю, что дети они, как есть дети, но что ж делать? Что ты так взбеленился? Пусть живут, раз уж все решили. – Романтичная Веточка была категорически за любовь.
– Что значит – пусть живут? А последствия? А квартира? – Принц Анатолий мгновенно вспотел. – Вот укусит он ее своим яйцекладущим хоботком и будет себе ходить гоголем по вашей жилплощади! Знаем мы таких, бля, не первый день живем!
– Толя, прекрати, ты всех по себе меришь! – Лидка сдвинула брови близко и опасно, брови у женщин в этой семье были очень говорящие. – У тебя, похоже, уши не работают! Все, решение принято, свадьба на носу, а ты все о своем талдычишь: надо – не надо! Сколько можно! Все, что много, то плохо! Надо и точка! И прекрати материться, Лиска может услышать! – Она хлестнула полотенцем по спинке стула в критической близости от бывшего мужа.
– Русская речь без мата – как борщ без томата! Он необходим для связки и по смыслу! Я вас просто предостерегаю! Вы сейчас рады-счастливы незнамо как, словно залежалый товар отдаете и девочка у нас косая, хромая и кривобокая! Ей всего-то восемнадцать! Только школу, можно сказать, закончила! Пообтесалась бы, опыту набралась, так нет, отдают первому встречному! Вот тебе бог, а вот и порог! Словно избавиться хотите! А она, между прочим, не в курином помете найдена! Вон из какой семьи!
– Так! Это была не дискуссия, а тост! – приподняла голос Лидка. – Не зуди! Сколько раз тебе говорить: не люблю назойливых, люблю настойчивых! Грань тонкая – эффект разный. А то, что это может зваться любовью, тебе не приходило в голову? Ты с подобным чувством ни разу не встречался? Ты со мной тоже из-за жилплощади жил? – Лидка понимала, что сейчас разговаривала совсем не с тем Анатолием, который много десятков лет назад высмотрел ее из своей оркестровой ямы, когда она танцевала. Даже не высмотрел, а добился, отбил от кучи поклонников, увел, покорив и красотой, и добрым нравом, и обаянием почти детской наивности и вечной восторженности. От того Анатолия не осталось ничего, кроме имени в паспорте, да и то подруги его уже давно переименовали. Желчный, жадный, язвительный, по-тупому упертый, он, как Плюшкин, только и знал, что всех вокруг подначивать, попивать портвейн, сально шутить и поигрывать своими ключами, прицепленными к поясу, и от этого глухо позвякивать при каждом движении. Да, теперь он был таким. Но в семье Крещенских его жалели, его хранили и оберегали, как давно полученное письмецо или хоть и ненужный, но – пусть будет! – документик, припрятанный в шкатулочке наряду с семейными фотографиями, телеграммами и записочками, эдакий архив, который уже точно никогда не пригодится, но и выкинуть рука не поднимается, все-таки напоминание о молодости.
Принц, он же Принц Мудило, он же Анатолий, он же Маразм Крепчалов, активно заерзал, жалобно поскрипывая стулом, словно собирался угнездиться тут на ночь, ища удобное положение. Потом молча, не дожидаясь следующего тоста, махнул рюмашку, жутко поморщился, словно до этого вообще никогда не пил. Он никак не мог уяснить себе, почему Лидка перестала его понимать, такого нежного и впечатлительного человека, да и не только она, все, абсолютно все записали его чуть ли не во врага, в негодяя, наглеца и отщепенца, который не хочет счастья любимой девочке! Почему весь мир ополчился против?
– А я бы все-таки подождал! – снова ляпнул Принц, словно этим невыносимым занудством мог хоть как-то повлиять на то, будет свадьба или нет. Лидка уже закипала:
– Помолчи! Это в твоих интересах! Хоть извилин, в принципе, и не видно, но когда их нет – это очень заметно, – покачала она головой. – Что ж ты никак не угомонишься? Заняться, видно, совсем нечем… Нашел бы себе, что ли, какую-нибудь хорошую женщину в подъезде, соседку, сходил бы с ней в театр или в кино, развеялся бы…
Принц Анатолий удивленно на нее посмотрел:
– Нет, Лидка, только ты! Хотя еще совсем недавно, когда буйная плоть рвалась наружу и телеса требовали утех, я бы с всенепременным удовольствием… И все так легко давалось… Предложишь даме водочки, минут через десять водочка доходит до ее сердца – и все, и она уже не хозяйка своего тела, – Принц мечтательно зачмокал. – А сейчас и женщины какие-то не те стали, твоего, Лидка, уровня точно нет, где ловить-то… Квелый таз, усталый глаз, ни вашим ни нашим. Тут искать – не сыщешь. Был недавно у нас в театре, фортепиано им правил, расстроенное, как я по утрам, – так совсем не узнал окрестностей! За кулисами тишина, темень, мышей – и тех не слышно. А в наше золотое время да в каждой гримерке радостно еб…сь. – Принц заулыбался во все свои оставшиеся зубы, а Лидка тотчас его остановила:
– За помелом-то своим следи! У меня дети, между прочим! Ты как клоп вонючий в малине – не видно его, уже давно уполз, а ягоду хорошую испортил!
– Не сравнивай и несравниваемой будешь! Ну уж, извини, из песни слов не выкинешь! И потом, мы, музыканты, мы должны быть слегка невыносимы. – Принц посмотрел на Лидку с любовью, он почти никогда на нее не обижался. – У всех свои воспоминания… Как тут по-другому скажешь? Так вот, было в этом что-то восторженно-драматическое. Торжество жизни, можно сказать! А сейчас просто не узнаю людей, вот совсем не узнаю… Ну да ладно… И должен, к своему огромному сожалению, признать, что женщина не доставляет мне уже такой радости, как еда. – Принц по-жеребиному заржал. – Ты же готовишь так, как никому не снилось! Твое кисло-сладкое мясо нельзя есть… – Тут он сделал долгую театральную паузу. – На него можно только молиться!
Комплимент Лидка приняла снисходительно, хоть и благосклонно. Что и говорить, любая женщина в ее возрасте на комплименты отзывалась с благодарностью, тем более такая чувствительная, как Лидка. Но спуску бывшему давать нельзя: заболтает, замучает советами, сядет на шею и свесит ножки, знаем, проходили, и потом на место водрузить будет очень сложно. И Лидка, слегка улыбаясь, но при этом говоряще вздыбив брови, размышляла о том, как же Анатолий смог все-таки до такой степени растерять стороннее восприятие себя, как же он не понимает это свое глупое и раздражающее занудство. Смотрела на него и ловила себя на мысли, что давно перестала бы его приглашать, если бы не Алена с Катюлей, прикипевшие с детства к этому странному, нелепому человеку, так и не ставшему ей родным. Но что делать, надо донашивать, куда ж его теперь девать… Хотя хотелось бы, конечно, удержать его в своей памяти в совершенно ином, не опошленном солдафонским напором образе. Простить его было можно, но обнять уже не получилось бы. А вслух не сдержалась и сказала:
– Выпей ты еще одну рюмку и успокойся, или я сама тебя приструню, ты меня знаешь!
Но Принц в ответ лишь хохотнул, вспомнив, видимо, каковы были те молодые «приструнки», и, снова не ожидая тоста, ливанул себе теперь уже портвейна и залпом выпил. На этом и закончили. Девочки вокруг взбодрились, засуетились, зазвенели бокалами, вздохнув наконец, что перебрех между Лидкой и Маразмом закончился вполне бескровно.
– Правильно дечи челают, – набив рот пирожным, невнятно прошамкала Тяпа. – Если до двадцати лет не женишься, то потом уже вшегда рано.
– Ты проглоти сначала, а то у тебя полный рот дикции, – съязвил Принц, снова не удержавшись.
Тяпочка зыркнула на него произвольно подведенными глазами, но промолчала, не ответила, главное она сказала. Секунду продержала паузу, но вдруг вспомнила важное:
– Кстати, совсем забыла рассказать, встретила тут недавно на променаде в Колонном зале жену директора Елисеевского магазина, не помню, как ее зовут, имя такое редкое, не выговоришь, так у нее в каждом ухе по «Волге», если не по «Чайке»! Вот зачем так супруга подставлять? У нее не то что камни – булыжники висят! Прям музейные бриллианты! Если б у кого другого увидела – точно решила б, что бижутерия.