– А сколько ты собиралась выпить?

– Все. Я собиралась выпить все. Потому что я хочу умереть. Всем на меня наплевать, я никому не нужна, моя жизнь полное дерьмо, я ненавижу все на свете и хочу умереть!

Я попыталась присесть рядом, но тут же подпрыгнула, услышав:

– Не раздави Ниалла!

Из-под липкого покрывала выглядывал питон. Он скользнул под подушку, и тогда я села.

– София, послушай меня. Я понимаю, как ты себя чувствуешь. Понимаю, как сильно скучаешь по маме.

– Нет, не скучаю. Она просто сволочь, и я ее ненавижу!

Я дернулась.

– Не говори так. На самом деле ты так не считаешь.

– Нет, считаю! Ей тоже было на меня наплевать! Она взяла и поехала в эту свою Африку, а если б не поехала, то не умерла бы от дурацкого арахиса! Но она поехала, а теперь она умерла, а ее гребаная щетка еще стоит все в той же дурацкой чашке «Суперсемейки», и чертовы тапочки у кровати, и идиотский велосипед все в том же коридоре! Все они еще здесь, а она просто сволочь, и я ее ненавижу до глубины души!

– На самом деле ты так не думаешь, – сурово отрезала я. – Ты знаешь, она даже подумать не могла, что умрет, и никогда бы никуда не поехала, если б сомневалась, что вернется к тебе.

София потерла глаза, размазывая остатки макияжа.

– Какая разница. Я ее ненавижу.

– София, послушай…

– Не буду. Убирайся. – Она отвернулась к стене.

Потребовался весь мой самоконтроль, чтобы не наорать на нее.

– Можешь любоваться на стену сколько хочешь, – взяв себя в руки, спокойно начала я, – но я никуда не уйду, и тебе придется меня выслушать. Ты же знаешь, что моя мама тоже умерла. В прошлом году.

– Мне все равно.

– У нее был рак легких, хотя она ни дня в жизни не курила. Это было чудовищно нечестно. И когда она умирала, я злилась до чертиков. Тогда я думала, что это из-за другого. Я была влюблена в одного парня, и пока мама умирала, он бросил меня. И, хуже всего, он ушел к моей самой близкой подруге.

София фыркнула.