Глава двадцать вторая

Еще очень рано и пока темно. Но когда я пытаюсь завести «Бесси», она капризничает. Опять не в духе. Ложиться снова спать мне не хочется. И я надеваю сапоги, храбро решив дотопать до Форда пешком. Снега всего пара дюймов. Схватив кофе и яблоко на завтрак, я пускаюсь в путь.

Побеленная хрустящим снегом тропка к реке еще девственна – по ней пока не прошелся ни человек, ни какой-нибудь зверь. Мне жаль топтать ее своими сапогами, но в то же время я получаю от этого странное удовлетворение.

Река предстает перед моими глазами извилистым белым полотном с более темными заплатами там, где поток пытается прорвать заслон подтаявшего льда. Скоро весна! Как любила говаривать моя мама, этот снег – последний щелчок пальцев зимы.

Ближе к реке снежный наст сменяет скованная морозцем земля. Солнце, должно быть, уже поднимается, но тучи над моей головой настолько плотные, что создается впечатление, будто все еще царствует ночь. Выше по течению бормочут колокольчики. Но сегодня они почему-то звучат по-другому. Не знакомо и успокаивающе, а жутковато, играя на моих нервах так, что меня даже оторопь берет.

К тому времени как я дохожу до шишковатого дерева у Запруды Медных Колокольчиков, мои ступни превращаются в тяжелые колодки из льда. И все-таки я останавливаюсь, чтобы погладить пальцами глаз-оберег, вырезанный в стволе. Это традиция. Но сейчас она пробуждает во мне тревогу. Перед глазами возникает глаз на дверце шкафчика. Скорее всего, это дело рук незнакомого мне человека, который пробрался в школу, прослышав о том, что это я нашла Фрейю. И все-таки… Почему я восприняла его как послание лично мне? Теперь все глаза смотрят на меня так. И наблюдают…

При виде запруды мне сразу становится не по себе. Что-то не то… Голова кружится так, словно я только что сошла с карусели. Прислонившись к дереву, я закрываю глаза и жду, когда странное головокружение пройдет. Кэролин права – мне действительно надо перейти на кофе без кофеина.

Осторожно открываю глаза. Ну вот! Больше перед ними ничего не плывет. Но, не успев расслабиться, я сознаю: не только не плывет, а замерло. Все замерло!

Колокольчики не звенят. Я дышу тяжело, но туман у рта при выдохе не образуется. Даже шепот реки подо льдом заглох. Я тру глаза, затем виски – в надежде вернуть реальность. Стараясь дышать ровно, я отрываюсь от дерева и уже в следующий миг замечаю на противоположном берегу реки фигуру. Ее голова клонится вниз, словно она ищет что-то в реке. Длинные пряди гладких черных волос свисают вперед, скрывая лицо.

О господи Исусе Христе! Это же она…

– Сейди…

Я и не думала кричать, но вырвавшийся у меня шепот напоминает хрип долго просидевшего в тюрьме заключенного. Какая-то птица с криком пролетает над тропкой и взмывает к темно-серому небу. Колокольчики однообразно скрипят, как будто сломанные.

«Сначала ты видишь ее, потом ты умираешь». И я уже бегу под этот шепот в ушах. Деревья превращаются в злобных, когтистых чудищ, обступающих меня со всех сторон. Я в ловушке! Каждый шаг, каждый хруст мерзлой земли отдается в ушах громким стуком. Каждый вдох, каждый выдох оглушает меня невыносимым шумом. Она преследует меня! Я это чувствую, но не могу заставить себя обернуться, заглянуть в эти пустые, голодные глазницы и увидеть в них свою смерть.