– Ты что-то нашел? – затаив дыхание, спрашивает Фрейя.

– Я нашел… вот это! – Матео резко поворачивается, и внезапно весь экран заполняет страшная морда, выворачивающая пасть в диком крике. Камера подпрыгивает у отпрянувшего Доминика, и я вижу, что Матео держит в руках надутый целлофановый пакет.

– Придурок, – бормочу я под бешеный стук сердца.

Матео ржет и снова сжимает пакет, выдавливая из него нечеловеческий вопль.

– Положи эту игрушку туда, где взял, – говорит Фрейя.

Но она тоже смеется. Доминик наводит объектив на сестру.

– Кас, – шепчет Фрейя, – ты ничего такого не чувствуешь?

– Становится холоднее… Здесь явно есть кто-то еще.

– С 1988 по 1992 год Генри Пильщик убил шесть женщин и девушек, – слышится в моих наушниках шепот Фрейи, и я невольно наклоняюсь к экрану. – Он расчленял их тела и выбрасывал куски плоти в мусорные баки в различных районах южной Индианы. Последнее тело Генри оставил в парке Херон-Гейт вместе со своей пилой – в знак того, что закончил с убийствами.

Камера следит за Фрейей, обходящей по кругу голубятню. И в этот момент мимо одного из окон проносится тень. Вот она есть – и уже ее нет. Просто секундный проблеск. Ни Фрейя, ни ребята, похоже, ее не замечают. Камера продолжает двигаться за Фрейей. «Наверное, это была птица», – решаю я. Но все повторяется. Тень снова мелькает за окном – на этот раз уже медленнее. И прежде чем она исчезает, я различаю в ней размытую форму лица.

Что за черт? Мой пульс учащается, невзирая на догадку: это кто-то, кого близнецы Миллеры привлекли к съемкам видео. Возможно, я его даже узнаю, если рассмотрю поближе.

Я ставлю видео на паузу и отматываю на несколько секунд назад – до того момента, когда за спиной Фрейи промелькнула первая тень. Но на этот раз я никакой тени не вижу. И лица потом тоже. В окне никого нет! Я просматриваю этот фрагмент еще два раза. Затем снова ставлю видео на паузу и изучаю кадр.

Никаких признаков размытого лица за окном. Но пока я вглядываюсь в экран, в движение приходит тень за спиною Фрейи. Сначала это просто сгущающаяся темнота, как будто пустота сворачивается внутрь себя. Но тень растет, увеличивается в размерах. И вот она уже нависает над Фрейей. Это явно человек. Или тень, принявшая человеческий облик…

Кто-то кашляет передо мной. Взвизгнув, я роняю мобильник. У кассы стоит Мэдок Миллер в зимнем пальто и кожаных перчатках. И буравит меня злобным взглядом из-под нависших густых бровей.

– Что вы тут делаете? – выпаливаю я.

Обычно, увидев меня за прилавком, Мэдок проезжал мимо. Он не больше моего желал нашей встречи. И такое молчаливое соглашение нас обоих до сих пор устраивало. А сейчас этот урод его нарушил!

– Полтинник на четвертый номер, – грубо рявкает он.

Его голос совершенно не похож на голос сына. У Доминика он глубокий и плавный – очень приятный. А голос Мэдока хрипит так, словно он с детсадовского возраста выкуривал по две пачки сигарет в день, полоща между перекурами горло битым стеклом. И ведь он действительно заговорил со мной впервые с того дня, когда въехал своим «Хаммером» в машину моих родителей. А теперь и его дочь мертва…

– Ава!

– Что?