— Неужели на тебя действуют мои приказы? — усмехнулась я, не понимая толком, от чего мне стало теплее: от пледа или присутствия Преображенского рядом.
— Твое влияние ощутимо, — совершенно искренне признался Саш. — Но ты ни разу не использовала его на мне, Лей.
Странно…он впервые использовал в голосе ласковую интонацию, когда произносил мое имя.
— Май сказал, что я могу быть родственницей Августа Лея.
Скрывать мне было нечего — особенно в свете предстоящих событий. К тому же все слова Преображенского я могла подтвердить доказательствами — и он действительно держал данные обещания.
— Это вселяет в меня надежду, что камера подействует на тебя, скорее как на лейнианку, чем на землянку.
— Не ври мне, Саш. Ты не знаешь, что такое надеяться. Если уж меня называют роботом, то ты…
— Что — то вроде компьютерной программы, никогда не делающей ошибок, — договорили за меня. — Просто помни: личное пространство есть не только у меня. Если что — то вдруг случится, ты всегда можешь обратиться к той половине себя, что скрыта глубоко внутри.
— Если, конечно, к тому времени еще буду жива, — горько усмехнулась я.
— Будешь, — уверенно отозвался кадровик, начав шевелиться сзади меня. Обернувшись, я обнаружила, что он принялся одеваться. Кажется, расслабляющий момент подошел к концу.
— Тебе есть, что сказать, помимо той информации, что ты предоставил у Диорна? — с внезапно вспыхнувшей надеждой спросила я, оглядываясь в поисках своей части гардероба.
Преображенский замер, посмотрев на меня. Спокойствие в его глазах было ледяным.
— Я предпочитаю оставить все, как есть. Одевайся, Лей — нам пора ехать к тебе домой, — непоколебимо заявил он, окончательно раздавливая показавшиеся было ростки уверенности в том, что между нами станет возможным нормальный человеческий диалог.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. О том, как просто все переворачивается с ног на голову
На этот раз мы действительно поехали ко мне домой. Пусть дорога и прошла в полном молчании, я почувствовала, что на душе становится спокойнее. Не знаю, то ли слова Преображенского так подействовали, то ли я с неизбежностью смирилась, но факт того, что встреча с лейнианской камерой все же предстоит, я наконец — то осознала и приняла. Получилось даже подремать немного. Гроза прекратилась к тому времени, как Саш остановил машину, так что выходила я пусть и на мокрый асфальт, зато сверху, за исключением крон деревьев, уже ничего не капало. Преображенский не сдвинулся с места, мне пришлось даже наклониться и заглянуть в салон:
— А ты не пойдешь?
— Ты решила взять кровать вместо игрушки? — вспомнив разговор перед самым отъездом, полюбопытствовал Преображенский с таким видом, будто я рассказывала ему самую страшную тайну Вселенной. — Хотя, если задуматься… — он допустил эффектную паузу.
— Над чем именно? — подозрительно зыркнула на него я.
— Ты говорила, что в грозу не можешь заснуть без своего любимого плюшевого мишки, — напомнил кадровик. — Потом побывала в моих руках…и до конца дороги, пока грохотало снаружи, спокойно проспала. Вывод напрашивается сам собой…
Говорил он это с такой непосредственностью и азартом, совершенно не издеваясь и выкладывая информацию с абсолютно серьезным лицом, что я не выдержала — расхохоталась, перевернувшись и опираясь спиной на закрытую заднюю дверь автомобиля, правда, очень скоро пришлось все же сползти по ней вниз. Смех настолько разобрал меня, что из глаз полились слезы, и я схватилась за живот, так что подошедший Преображенский с недоумением разглядывал меня, не зная, то ли переживать о моем моральном состоянии, то ли просто дождаться окончания приступа. Все же пришельцы были роботами: пусть логика и казалась их коньком, порой она играла с ними слишком жестокие шутки.