— А если я вдруг передумаю отдавать Мая и запрусь здесь, угрожая голодовкой?

Преображенский улыбнулся:

— Это будет расценено именно как экстренное положение и опасность.

— Понятно.

Я шагнула в темноту будущей камеры заключения, и почти сразу же вспыхнул свет. Это стало вторым впечатлением, после абсолютной белизны внутренностей, от нового жилища. Казалось, он исходил отовсюду: сверху — яркий, режущий глаза, в стенах более мягкий, но все равно неприятный. Снизу шло приглушенное сияние, но я все равно прикрыла глаза и спросила:

— Вы что, фанаты света? Я так ослепну с вами, чертовы инопланетяне!

— Муни, приемлемое человеческой природе излучение, — тут же велел Преображенский, и находиться внутри комнаты стало на порядок легче. Проморгавшись, я даже успела осмотреться, с удивлением обнаруживая полное отсутствие какой бы то ни было мебели. В недоумении уставившись на провожатого, я не смогла сдержать недовольного возгласа:

— Мне еще и спать не полу перед тем, как сдохнуть?!

— Почему на полу? — не понял Преображенский.

— Потому что в этой белой прямоугольной коробке нет ничего другого, на что бы можно было уложить свою тушку отдохнуть!

Кадровик вздохнул:

— Муни, границы контактных поверхностей, пожалуйста.

В комнате что — то засвистело, стены зазмеились темными провалами тонких отверстий, которых я раньше не замечала, а голос бортового компьютера отчитался в проделанной работе:

— Контактные поверхности готовы к использованию, господин Преображенский.

Теперь комната напоминала испещренную геометрическим рисунком трехмерную поверхность: везде появились темные линии, изгибающиеся под прямым углом и соединяющиеся в привычные глазу фигуры. Что — то они мне напоминали, только вот что?

— Спасибо, Муни. Можешь быть свободна. Не забудь об обещании. И по возможности сделай так, чтобы комната не прослушивалась. Лейквун очень ценит личное пространство и не допускает в него никого лишнего.

— Будет сделано, — отозвался голос, в котором мне послышалось одобрение, и затем в эфире Муни наступила тишина.

— И что, машина женского пола вот так запросто будет слушаться тебя, а не, например, капитана корабля? — недоверчиво протянула я.

— Субординация, Лей, субординация, — тут же напомнили мне. — Одна ты вряд ли учинишь тут штаб мирового заговора, поджог или какой — нибудь беспредел, так что под военную юрисдикцию не попадаешь. Сотрудники биотехнической лаборатории не имеют к тебе доступа, целители, под покровительство которых ты попадешь на орбитальной станции, отсутствуют. Так что я имею полное право отдавать распоряжения в отношении тебя, и с точки зрения гражданских правил даже капитан корабля не сможет мне помешать.

— Саш…а ты сам кто? — выслушав объяснения, настороженно спросила я.