Вместе с регламентацией повышений служащих в Своде законов расписывалась не менее замысловатая система наград и поощрений [Свод законов 1857, 3, 1154–1186; 1, 6: 1-869]. Так, за заслуги полагались ордена (каждый с рядом степеней и своим убранством), медали, знаки отличия, разного рода денежные премии и прочие награды – от земельных наделов до золотых табакерок. В формулярных списках нередко встречаются пометки об одобрении или благодарности за известные служебные заслуги как от министра, так и от самого царя. С наградой также вручались и определенные льготы, не имевшие, как правило, практического значения, но предполагавшие некоторые (и не всегда посильные для орденоносца) денежные затраты на медали или разного рода банты с лентами. Разовые или постоянные выплаты, надо думать, куда сильнее воодушевляли бы зачастую находившееся в стесненных обстоятельствах чиновничество.
Отчего же тогда существовали неденежные награды, а формулярный список любого успешного чиновника пестрит десятком-другим всевозможных поощрений? Ответ стоит искать в понятиях уважения и поощрения, значимых как для самого служащего, так и для окружающего его социума. Награда являлась непременным напоминанием пожалованному чиновнику и его коллегам о том, что он ценится руководством; если же чиновник не был удостоен ожидаемой награды, то это воспринимали в качестве симптома имеющихся проблем или карьерного застоя. Облачаясь в форменное обмундирование с пожалованными орденами и медалями, чиновник укреплялся в понимании собственной значимости и приверженности своему ведомству [Лазаревский 1910: 113–120; Torke 1967: 173–222]. Подобные нематериальные ценности в некоторой степени компенсировали невысокое жалованье и ощущение шаткости положения, порождаемого неизбывным господством начальства, то и дело грозившим поставить крест на карьерных перспективах. В любом случае, из формулярных списков с ясностью следует, что успешная чиновная карьера всегда сопровождалась непрерывным потоком наград.
Если начавший свою карьеру в Николаевскую эпоху бюрократ сумел заработать репутацию «способного» или «сведущего» или добиться подобного о себе мнения в среде влиятельных особ, то ему был практически гарантирован карьерный успех и после Крымской войны. Так осуществлялось пресловутое «покровительство», механизм которого – со всеми крайностями и эксцессами, – вероятно, никогда не переставал действовать в истории русской бюрократии. Мобилизация правительственных сил в целях осуществления реформ предлагала новым сотрудникам карьерные возможности, а существующим ведомствам – постоянно расширяющийся фронт работы. Таким образом, покровительственный принцип был как бы поставлен на промышленные рельсы, став куда менее личностно обусловленным, в силу необходимости обеспечивать кадрами министерство, значительно разросшееся и прибавившее в обязанностях в течение 50-х – 60-х годов. Формулярные списки свидетельствуют об ускорении темпов карьерного роста в связи с привлечением все новых сотрудников, планировавших и проводивших освободительную реформу, собиравших статистические и оперативные сведения о губернской жизни, управлявших губерниями, разрабатывавших многочисленные законопроекты для будущих реформ и, наконец, поступавших в штат столь важных министерских ведомств, как недавно учрежденное Главное управление по делам печати. Пусть качество образования принятых таким образом на службу чиновников можно признать сомнительным, нет сомнений в том, что они обладали навыками, усилившими работу министерства, включая и высшее его руководство[314]. Также не приходится сомневаться и в том, что они выразили консервативную поддержку автократическому принципу, тормозя реформистские тенденции, к которым склонны были министерские чиновники довалуевского периода. Их отношение к политическим интересам МВД и самодержавия в целом лучше всего рассматривать в связи с типом их карьерного продвижения и политикой назначения министров внутренних дел при Александре II.
Обобщить чрезвычайное разнообразие карьерных путей министерских чиновников – задача довольно трудная. Лишь немногие из них провели все годы службы исключительно при центральных или провинциальных ведомствах МВД – служащие низшего и среднего звена то и дело переводились из одного правительственного учреждения в другое. Однако по достижении среднего или высшего уровня министерской иерархии чиновник зачастую оставался в структуре МВД вплоть до выхода в отставку. Для привлеченного со стороны чиновника не редкостью было получить столь важную должность, как товарищ министра, войти в состав министерского совета или совета Главного управления по делам печати. Наилучшие образцы карьерного долголетия и стабильности мы найдем в министерских департаментах: скажем, Милютин (1853–1859) с Шумахером (1859–1879) в общей сложности занимали пост директора Хозяйственного департамента в течение 27 лет. При этом даже в узкоспециализированные департаменты, где навыки в профильных областях имели особое значение, на должность директора или вице-директора порой назначали чиновника извне. И пусть иногда внешние назначенцы и обладали опытом – они практически всегда не лучшим образом разбирались в устройстве и обязанностях департаментов.
При назначении на высшие должности решающее значение имели личные связи, рекомендации, прежний опыт работы с нынешним министром или его политические мотивы. Именно так, исходя из личного знания талантов и политических воззрений, Валуев назначил многих высокопоставленных функционеров, с которыми прежде служил, скажем, в Прибалтике или Министерстве государственных имуществ (граф Д. А. Толстой стал директором Департамента исполнительной полиции, а В. Я. Фукс вошел в совет Главного управления по делам печати). Несмотря на то что Валуев уделял первостепенное значение управленческим и законотворческим навыкам, а также политическим взглядам кандидата на высокий пост, на ряд должностей он назначил видных членов дворянского сообщества. Это вызвало критику со стороны прогрессивного министра просвещения А. В. Головнина, разделявшего популярное мнение о Валуеве как о поборнике дворянских интересов, ущемленных отменой крепостного права. В частности, Головнин указывал на назначение членов семьи графа Шувалова, князя А. Б. Лобанова-Ростовского и еще множества губернаторов и вице-губернаторов, заявляя при этом, что Валуев «нередко руководствовался не способностями человека, но его придворными или иными связями, положением в обществе… и стремился создать собственную партию, заручившись поддержкой при Дворе и в аристократической среде»[315]. Тимашев, сам отставной генерал, бывший шеф III отделения и жандармского корпуса, нередко предпочитал назначать на важные министерские должности консервативно настроенных военных. Аналогичным образом Лорис-Меликов неоднократно назначал знакомых ему по прошлой службе подчиненных, разделявших его реформистские устремления.
Ранние годы службы министерских чиновников были отмечены частыми переводами из одного министерства в другое и из провинции – в столицу. Впрочем, получив место в Петербурге, чиновник уже редко возвращался к уездной жизни, и если впоследствии требовалось – что бывало довольно часто – выполнить ту или иную задачу в провинции, то приступал к ней сугубо в качестве доверенного лица, посланного центральным министерским ведомством. Зачастую подобный чиновник посылался с «особым поручением» – осуществить какой-либо надзор либо собрать необходимые сведения. Порой чиновник начинал военную карьеру, а перевод в гражданское ведомство был обусловлен «слабым здоровьем» или иной причиной личного характера. Взглянув на первые гражданские должности чиновников нашей выборки, мы увидим, что путь к министерским вершинам был весьма извилист. Не считая скромной группы из приблизительно 7 % тех, кто сразу начинал службу в центральных ведомствах МВД, ранние карьерные годы прочих чиновников протекали в самых разных правительственных учреждениях: губернаторских и генерал-губернаторских канцеляриях, всевозможных сенатских департаментах, разных отделениях С. Е. И. В. К. (особенно во II, занимавшимся кодификацией законов), центральных и провинциальных органах прочих министерств (в особенности государственных имуществ, финансов и юстиции), Дипломатическом корпусе, при Государственном контролере, Государственной канцелярии, губернских и уездных дворянских собраниях, Инженерном корпусе, Почтовом и прочих ведомствах.
Спустя какое-то время, проведенное при первой должности, чиновник, как правило, затем еще несколько раз переводился с места на место, стремясь найти должность с наибольшим потенциалом как в материальном, так и в карьерном плане. На этих первых служебных порах гражданские служащие мало за что отвечали; несмотря даже на университетское или лицейское образование, молодые люди едва ли чем отличались от министерских клерков или писарей, поскольку им пока так же не доверяли «разрешать вопросы» (то есть участвовать в административном процессе или делопроизводстве). При распределении заданий склонности или особые навыки редко попадали в фокус внимания начальства, и, как свидетельствует мемуаристика, первое место службы зачастую представлялось молодому чиновнику обременительной необходимостью[316]. Лишь на более поздних этапах карьеры, спустя ряд повышений в чинах и должностях, можно было уже с уверенностью говорить о конкретной специализации чиновника и наличии у него за плечами существенного опыта в данной области. Впрочем, хотя внушительный профильный опыт зачастую и являлся решающим фактором для дальнейшего продвижения по службе, всегда существовала вероятность перевода в новую область по тому же или даже иному ведомству.
Несмотря на столь разношерстный карьерный опыт министерских чиновников нашей выборки, мы вполне можем его класси – фицировать, приняв во внимание все должности, что они занимали как в МВД, так и в прочих органах. Таким образом, на основании формулярных списков и опубликованных материалов мы получим шесть категорий, отражающих различные типы министерской карьеры.
До краткосрочного министерства Лорис-Меликова главы МВД употребляли цензурный аппарат для противодействия «критическим настроениям» в образованной среде. Главное управление могло предоставить в распоряжение министра от шести до восьми цензоров: по штатам им полагалось довольно высокое жалованье, позволявшее нанять талантливых людей с известными политическими взглядами для внедрения представлений министра о том, что допускается к появлению в печати[323].
6.
К концу Александровской эпохи в полицейские органы пришли новые люди, которым суждено было оставить неизгладимый след в дальнейшей истории МВД. То были молодые люди, рожденные в 40-х годах, среди которых наиболее выделялись П. Н. Дурново и В. К. фон Плеве[327]. Они получили образование и начали службу в правление Александра II, и оба достигли министерских высот лишь к 1880 году. Начало их карьеры также существенно отличалось от предшественников: оба получили юридическое образование и служили в Министерстве юстиции прокурорами окружных судов, учрежденных реформой 1864 года. Таким образом, даже до того, как влиться в структуру МВД, оба они принимали непосредственное участие в судьбоносной битве администрации с судами и оба, очевидно, занимали сторону административной власти[328]. В 80-е годы Плеве и Дурново всецело правили полицейскими структурами министерства, и их решительные действия немало содействовали утверждению МВД в качестве оплота самодержавия. Но, что еще более важно, их министерская служба перекинулась и на XX век, выступая как бы связующим звеном между самодержавием эпохи Великих реформ и тем, что удалось удержать после революционных потрясений 1905 года. Оба впоследствии возглавляли МВД: Плеве – в 1902 году, а Дурново – в 1905-м. Во главе министерства они пользовались репутацией врагов реформ, оправдателей полицейских репрессий, ярых поборников русификации и сторонников поместного дворянства[329].
Изучение социальных портретов и карьерных типов министерских чиновников указывает на то, что, несмотря на начавшийся с 40-х годов приток молодых и образованных сотрудников, в МВД не хватало «способных людей», которых можно было бы назначить на наиболее ответственные посты. Министрам, директорам и начальникам отделений приходилось пристально следить за чиновниками среднего и высшего звена, чтобы не упустить шанс назначить лояльного и компетентного молодого бюрократа на подходящую для него должность. Без агрессивной кадровой политики (в духе Перовского, Ланского или Валуева) правовые формальности в области продвижения по службе чрезвычайно осложнили бы работу министерства.
Высшее образование являлось не столько инструментом передачи знаний, сколько индикатором контроля за карьерными чиновниками, вступающими в закрытый бюрократический мир. При этом ни техническая, ни иная специальная подготовка не являлась обязательным условием успешной карьеры. Куда важнее оказывалось умение выполнить поставленную задачу в установленных системой рамках, полученный за время службы опыт, политическая благонадежность и личные взаимоотношения с начальством.
История всей министерской бюрократии с ясностью отражается в истории МВД как институции с собственным политическим видением в эпоху Александра II. В начале 40-х годов во главе центральных министерских ведомств стояли представители старшего поколения, которым недоставало мотивации и навыков для того, чтобы совладать с возросшими административными и законодательными требованиями. Именно в это время появилось новое поколение высокообразованных бюрократов, поступивших на министерскую и в целом государственную службу и стремительно продвигавшихся к министерским вершинам. Приток молодых сотрудников продолжался и в 50-х – 60-х годах. Как только новое поколение бюрократов достигло среднего и высшего департаментского звена, административные и законотворческие возможности МВД кратно возросли. Возвышение и карьерные успехи молодого поколения совпали по времени и во многом способствовали общему подъему политической значимости МВД. Наиболее прогрессивные и красноречивые из этой плеяды – так называемые просвещенные бюрократы – составляли в министерской структуре скромное, но чрезвычайно влиятельное меньшинство, практически полностью исчезнувшее после 1861 года. Им на смену явилось безмолвное, большей частью либо вовсе аполитичное, либо же радикально консервативное большинство. То были идеальные «аппаратчики» – верные стражи системы, без особых амбиций, но с готовностью усердно трудиться за политической кулисой, справляясь с нарастающим политическим и рабочим напряжением. Официальные документы и мемуаристика того периода с ясностью указывают на их родственную близость идеалам министерской власти, совершенно противоположную тому духу «преобразований сверху», которого можно было бы ожидать от бюрократов эпохи Великих реформ. Убежденные и верные исполнители, они способствовали окончательному дрейфу МВД к идеологии полицейской власти; восстановленная в своих правах, министерская власть восторжествовала[330]. Пускай социальный и образовательный портрет сотрудников МВД обобщает их в ту профессиональную бюрократию, о которой говорит Уолтер Пинтнер, но изучение их в институциональном контексте показывает, что их влияние на русскую историю ни в коем случае не было ни однородным, ни предсказуемым. Кроме того, подобное рассмотрение указывает на то, что и сам институциональный контекст способен оказывать мощное влияние на политические взгляды должностных лиц.
Глава 5