Даже хозяева — Александр Сергеевич, Валя — с трудом соображали, что еще нужно сделать, чего не хватает, о тех же, кто не был занят непосредственно подготовкой, и говорить нечего.

Виктор, все больше мрачнея, злясь, сидел на диване с Сусанной, Игорь пока еще не нашел нужную роль, внутренне переживал и перелистывал книги одну за другой; смиренный Геннадий на кухне умело открывал банку за банкой, а потом даже принялся нарезать хлеб. Лариса, глядя на него, радовалась. Зоя, сдержанная, однако влюбленная в Игоря и счастливая тем, что он ее пригласил, порезав сыр, не знала теперь, в чем же еще проявить свою хозяйскую сметку.

И вот только Марина, пожалуй, хорошенькая блондинка — старая знакомая Вали, приехавшая в одиночестве, — бесцельно слонявшаяся по квартире, неприкаянная какая-то, всеми своими надеждами, помыслами и чувствами была сейчас совершенно не здесь, не в этой двухкомнатной новой квартире Александра Сергеевича, не с теми, кто был здесь с утра, и не с вновь пришедшими.

Во-первых, не выходил из головы дом, где на попечении соседки осталась ее пятилетняя дочка Наташка. Марина не могла отвезти ее к родителям за город, потому что те на праздники сами уехали. Теперь, конечно, немного мучила совесть перед Наташкой — может быть, ей, Марине, не нужно было сюда приходить, может быть, нужно было остаться дома? И мысленно она сейчас даже разговаривала с Наташкой, объясняла, оправдывалась, а та хотя и соглашалась в ее, Марининых, мыслях со всем, все понимала, качая своей хорошенькой кудрявой головкой — «Я понимаю, мама, конечно, мамочка», — однако было в ее карих лукавых глазках что-то такое, отчего Марина вновь и вновь повторяла свои объяснения. И несмотря на этот, такой хороший, такой взаимоубедительный разговор, вдруг вырвалось совсем не к месту другое — укоряющее, трагически обиженное лицо Наташки, и она говорила печально: «Мамочка, значит, мы не поедем с тобой сегодня в лес, не поедем? А помнишь, ты обещала, что мы на праздник поедем в лес, помнишь?» И Марина с новым пылом, не давая себе расчувствоваться, вновь и вновь убеждала ее, что да, конечно, они обязательно поедут в лес, но только после — «мамочке ведь тоже нужно встретиться со своими подругами, ведь тоже. У тебя же ведь был праздник в детском саду, был, правда? Ну вот, а теперь у мамочки праздник будет, хорошо?» И Наташкино личико становилось серьезным по-взрослому, и она кивала головкой: «Конечно, мама, я понимаю, мамочка». И все же Марину что-то мучило.

Марина у Вали никогда не бывала, к тому же интересно было, какие люди здесь соберутся на праздник. Правда, Борис, с которым она встречалась последнее время, не захотел быть здесь с ней вместе — сказал, что собирается отмечать в кругу семьи, а ее, Марину, почему-то в круг этот не пригласил. Наверняка же у него там сейчас тоже компания собралась…

И еще мелькал далекий город Новосибирск, где живет сейчас с новой женой ее прошлый муж. Она было уже по-настоящему забыла о нем, но вот как раз перед праздником, позавчера, пришло поздравительное, неожиданно ласковое письмо. Что это должно значить?..

Не прошло и часа, а Лариса успела уже раз двадцать незаметно чмокнуть Геннадия в щеку, а вслед за тем даже вывела его в прихожую, в уголок потемнее и облепила всем своим телом, не давая вздохнуть.

— Я соскучилась по тебе, Ген, — сказала она.

И лишь только она это сказала, в прихожей, как раз над тем местом, где они стояли, раздался звонок.

Дверь открыли. Это оказались еще двое участников — пятая пара. Русоволосый маленький Виктор — «Ты будешь у нас Виктор-2», тут же окрестил его Александр Сергеевич, — и двадцатилетняя бойкая ярко накрашенная длинноволосая девушка с ним: его супруга, Майя, бывшая самая лучшая подруга хозяйки дома, Вали.

Лишь только Майя увидела Валю, как тут же бросилась к ней. Они обнялись, расцеловались, заговорили о чем-то. С приходом Майи в обеих комнатах стало шумно.

— Ну, ребятишки, давайте стол раздвигать, — сказал Александр Сергеевич, входя в большую комнату и ласково глядя на всех присутствующих.

Орлов тотчас встал, к нему на помощь поспешил Игорь, и они, взявшись за стол с двух концов, начали его раздвигать. Раздвинули. Пришла Валя с большой белой скатертью, накрыла стол, одернула, складки разгладила — скатерть была с рисунком и бахромой, — и одна за другой в большую комнату начали входить девушки с приборами, тарелками, вазами — священнодействие началось.

Геннадий, приятно пораженный броской внешностью Майи, тоже включился в процедуру сервировки стола, причем хитро старался подстроить так, чтобы входить в комнату тотчас же вслед за Майей, а при выходе сталкиваться с ней в дверях. Майя тут же заметила его несложную хитрость и громко захохотала. Лариса настороженно притихла.

Наконец полностью разложили ножи, вилки, расставили пустые тарелки, закуски. Подвинули стол к дивану. Пристроили стулья.

Теперь Игорь, несмотря на свою окончательно выбранную роль Уверенного-В-Себе-И-Веселого, внутренне все больше мрачнел и злился на себя за то, что пригласил вот Зою и теперь обязан ее опекать, когда кругом столько хорошеньких девушек, а главное, ходит неприкаянная и, кажется, одинокая, действительно симпатичная — мягкая какая-то, добрая — блондинка Марина. Ведь хотел же прийти без Зои, один, дернул же черт…

А вот Орлов, воодушевленный хлопотами, шумным и ярким явлением Майи, всеобщим оживлением, неожиданно для самого себя на самом деле повеселел. «Прелесть девка!» — думал он о Майе и стал энергичным и деловым. Элегантно подтянув рукава пиджака, он уже с явным удовольствием помогал девушкам накрывать на стол, быстро входя в свое лучшее амплуа — действительно веселого, действительно уверенного в себе, участвующего и руководящего…

Начали усаживаться.