Шперер также ошибается, когда пишет, что нацистский режим «манипулировал стремлением к прибыли предпринимателя» для достижения своих собственных целей. Как раз наоборот: постоянная погоня за прибылью заставила промышленников и банкиров привести Гитлера к власти, а затем поощрять его и помочь ему развязать войну. Именно таким образом их великая цель могла быть достигнута наилучшим образом. Понятно, почему во время Нюрнбергского процесса, когда нацистские лидеры были обвинены в преступном развязывании войны, американский прокурор Телфорд Тейлор заявил, что «те компании [и банки], а не сумасшедшие и фанатичные нацисты являются настоящими военными преступниками».
«Своей» войной Гитлер оказал германской элите большую услугу. Но с другой стороны, можно также сказать, что эти господа оказали себе большую услугу тем, что позволили Гитлеру от их имени и в их пользу развязать войну. До тех пор, пока война шла хорошо, немецкие промышленники и банкиры искренне поддерживали гитлеровский режим, и так же поступали генералы, помещики и прочие столпы немецкой элиты, которая привела Гитлера к власти. Они поддерживали гитлеровскую войну до тех пор, пока она окупалась для них, до тех пор, пока она предлагала им в перспективе еще большие достижения, пока они верили, что эта война закончится победой Германии.
Однако после проигранной Сталинградской битвы зимой 1942–1943 гг. никакой надежды на окончательную победу не осталось. В итоге энтузиазм и поддержка Гитлера начали угасать все быстрее и быстрее. Немецкие элиты боялись, что Гитлер угробит их вместе с собой. Некоторые генералы верховного командования и ряд представителей высших слоев буржуазии, которая в 1933 г. поощряла политику нацистов, приняли план, чтобы избавиться от человека, которого они привели к власти и которого с энтузиазмом поддерживали до тех пор, пока он добивался успехов, которые были и их успехами. Они надеялись спасти то, что еще можно было спасти. Но их запланированное покушение на Гитлера 20 июля 1944 года провалилось. Хотя Гитлер с начала декабря 1941 года знал, что поражение было неизбежно, он решил продолжать вести войну как можно дольше. Это означало гибель еще миллионов людей. От германской промышленности ожидалось, что она будет продолжать поставлять военную технику, необходимую, чтобы продолжать борьбу, что она и сделала. До самого конца крупные компании тесно сотрудничали с Альбертом Шпеером, который в последние годы войны координировал немецкое промышленное производство. Под руководством Шпеера в финальной фазе нацистской диктатуры «сотрудничество между нацистским государством и крупной промышленностью» даже достигло своей наивысшей точки, по мнению историков вроде британца Адама Туза. До самого конца немецкие промышленники и банкиры продолжали оставаться верными режиму, который они привели к власти в 1933 г.
К числу подлинного сопротивления нацистскому режиму в Германии, с другой стороны, принадлежали, что логично, социалисты и, прежде всего, коммунисты, которые стали жертвами с самого начала нацистской диктатуры, например, группа Шульце-Бойзена/Харнака, о которой в западной историографии почти никогда не упоминается. Среди этих противников режима была и упомянутая выше горстка старших офицеров (такие как Клаус фон Штауффенберг), и представителей высших слоев буржуазии (например, Карл Гурделер), которые долгое время с энтузиазмом поддерживали Гитлера, но, однако, срочно захотели избавиться от него после Сталинграда. Но в большом бизнесе и в высших финансовых кругах практически невозможно найти мужчин или женщин, которые так или иначе выступали бы против Гитлера.
Таким образом, война Гитлера на самом деле была войной крупных немецких промышленников и банкиров. Когда стало ясно, что война не приведет к долгожданной победе, они позаботились о том, чтобы гитлеровское поражение и крах не стали и их поражением и крахом. В качестве спасательного круга функционировали связи, которые многие крупные немецкие компании и банки имели с партнерами США еще с 1920-х годов. Многие из этих американских компаний имели дочерние компании в Германии или другие способы выгодного бизнеса с нацистской Германией, например, осуществляли поставки больших объемов нефти (по крайней мере, до конца 1941 года). Отношения между немецким и американским крупным бизнесом были потревоженными во время войны, но никогда полностью не прерывались. В швейцарском городе Базель, расположенном на границе с Германией, регулярно проводились встречи между представителями банкиров и промышленников Германии и Америки. Американским пауком в этой паутине был Аллен Даллес. Он проживал в швейцарской столице Берне в качестве представителя американской секретной службы, но до этого был адвокатом в Нью-Йорке, представляющим интересы немецких компаний в США и американских компаний в нацистской Германии. Он способствовал тому, что американцы помогли скрыть грехи своих нацистских контактов в немецкой промышленности и банковском деле после войны. Именно таким образом возник миф о том, что немецкие банкиры и промышленники никогда не хотели этой войны — гитлеровской войны! — и что их, якобы, принуждали производить оружие для нацистов, к преступлениям которых они, якобы, не имеют никакого отношения.
Глава 7
Пакт Гитлера и Сталина
В замечательной книге «1939: Союз, которого никогда не было, и наступление Второй мировой войны» канадский историк Майкл Джабара Карли описывает, как в конце 1930-х годов Советский Союз неоднократно пытался заключить пакт о взаимной безопасности, другими словами, оборонительный союз с Великобританией и Францией, но в конечном итоге потерпел неудачу. Это предлагаемое соглашение было направлено на противодействие нацистской Германии, которая под диктаторским правлением Гитлера вела себя все более агрессивно, и оно, вероятно, вовлекло бы и некоторые другие страны, включая Польшу и Чехословакию, которые имели основания опасаться немецких амбиций. Главным героем этого советского подхода к западным державам был министр иностранных дел Максим Литвинов.
Москва стремилась заключить такой договор, потому что советские лидеры слишком хорошо знали, что рано или поздно Гитлер намеревался напасть и уничтожить их государство. Действительно, в «Майн Кампф», опубликованной еще в 1920-х годах, он очень ясно дал понять, что презирает СССР как «Россию, управляемую евреями» (Russland unter Judenherrschaft). Для Гитлера это был «плод русской революции», дело рук большевиков, которые, якобы, были не чем иным, как «кучкой евреев». А в 1930-е годы практически все, кто хоть как-то интересовался иностранными делами, слишком хорошо знали, что с его ремилитаризацией Германии, его масштабной программой перевооружения и другими нарушениями Версальского договора Гитлер готовился к войне, жертвой которой должен был стать Советский Союз. Это довольно ясно продемонстрировано в детальном исследовании, написанном ведущим военным историком и политологом Рольфом-Дитером Мюллером, озаглавленном Der Feind steht im Osten: Hitlers geheime Plane für einen Krieg gegen die Sowjetunion im Jahr 1939 («Враг на востоке: секретные планы Гитлера по войне против Советского Союза в 1939 году»).
Гитлер, таким образом, наращивал военную мощь Германии и намеревался использовать ее, чтобы стереть Советский Союз с лица земли. С точки зрения элит, которые все еще находились у власти в Лондоне, Париже и других странах так называемого западного мира, этот план можно было только одобрить и даже поддержать. Почему? Потому что Советский Союз был воплощением страшной для них социальной революции, источником вдохновения и руководства для революционеров в их собственных странах и даже в их колониях, потому что Советы были также антиимпериалистами, которые через Коминтерн (или Третий Интернационал) поддерживали борьбу за независимость в колониях западных держав.
Через вооруженную интервенцию в России в 19181919 годах западные страны уже пытались убить «дракона революции», который поднял голову в 1917 году, но этот проект с треском провалился. Причины этого фиаско были: с одной стороны, жесткое сопротивление, оказанное русскими революционерами, которые пользовались поддержкой большинства русского народа и многих других народов бывшей царской империи; и, с другой стороны, оппозиция внутри самих интервенционистских стран, где солдаты и гражданские лица сочувствовали большевистским революционерам и давали об этом знать демонстрациями, забастовками и даже мятежами, это тоже способствовало тому, что войска пришлось из России бесславно вывести. Господам, стоявшим у власти в Лондоне и Париже, пришлось довольствоваться созданием и поддержкой антисоветских и антироссийских государств — прежде всего Польши и стран Балтии — вдоль западной границы бывшей царской империи, воздвигнув таким образом «санитарный кордон», который должен был оградить Запад от заражения большевистским революционным вирусом.
В Лондоне, Париже и других столицах Западной Европы элиты надеялись, что революционный эксперимент в Советском Союзе рухнет сам по себе, но этот сценарий не был реализован. Напротив, с начала тридцатых годов, когда Великая депрессия опустошила капиталистический мир, Советский Союз пережил своеобразную промышленную революцию, позволившую населению страны наслаждаться значительным социальным прогрессом, и страна также стала сильнее не только в экономическом, но и в военном отношении. В результате этого социалистическая «контрсистема» капитализма — и ее коммунистическая идеология — становилась все привлекательней в глазах «плебеев» на Западе, которые все больше страдали от безработицы и нищеты. В этом контексте Советский Союз стал еще большей занозой в боку элит Лондона и Парижа.
И наоборот, Гитлер, с его планами антисоветского крестового похода, вырисовывался для них все более полезным и симпатичным. Кроме того, корпорации и банки, особенно американские, но также британские и французские получили большую прибыль, помогая нацистской Германии перевооружаться и одалживая ей значительную часть денег, необходимых для этого. И последнее, но не менее важное: считалось, что поощрение немецкого «крестового похода на восток» уменьшит, если не полностью устранит риск немецкой агрессии против Запада. Таким образом, можно понять, почему предложения Москвы об оборонительном союзе против нацистской Германии не понравились этим господам. Но была причина, по которой они не могли позволить себе отклонить эти предложения без дальнейших церемоний.
После Первой мировой войны элиты по обе стороны Ла-Манша были вынуждены ввести довольно далеко идущие демократические реформы, например, значительное расширение франшизы в Великобритании. Из-за этого возникла необходимость учитывать мнение лейбористов, а также других левых «вредителей», заполнивших законодательные органы, а иногда даже включать их в коалиционные правительства. Общественное мнение и значительная часть средств массовой информации были в подавляющем большинстве враждебны Гитлеру и поэтому решительно поддерживали советское предложение об оборонительном союзе против нацистской Германии. Элиты хотели избежать такого союза, но они также хотели создать впечатление, что они его желают; и, наоборот, элиты хотели побудить Гитлера напасть на Советский Союз и даже помочь ему сделать это, но им нужно было провернуть дело так, чтобы общественность никогда не узнала об этом. Эта дилемма привела к политической траектории, явная функция которой состояла в том, чтобы убедить общественность, что лидеры приветствовали советское предложение об общем антинацистском фронте. Но ее же скрытая, реальная функция заключалась в поддержке антисоветских замыслов Гитлера: печально известная «политика умиротворения», связанная, прежде всего, с именем британского премьер-министра Невилла Чемберлена и его французского коллеги Эдуарда Даладье.
«Партизаны» умиротворения приступили к работе как только Гитлер пришел к власти в Германии в 1933 году и начал готовиться к войне против Советского Союза. Уже в 1935 году Лондон дал Гитлеру своего рода зеленый свет на перевооружение, подписав с ним военноморской договор. Затем Гитлер нарушил все положения Версальского договора, например, вновь ввел обязательную военную службу в Германии, вооружил немецких военных до зубов и в 1937 году аннексировал Австрию. Каждый раз государственные деятели в Лондоне и Париже стонали и протестовали, чтобы произвести хорошее впечатление на публику, но, в конце концов, принимали свершившийся факт. Общественность была убеждена, что такая снисходительность необходима, «чтобы избежать войны». Поначалу это оправдание было действенным, потому что большинство британцев и французов не желали участвовать в новой версии кровавой Великой войны 1914–1918 годов. С другой стороны, вскоре стало очевидно, что умиротворение сделало нацистскую Германию сильнее в военном отношении и делало Гитлера все более амбициозным и требовательным. Следовательно, общественность, в конце концов, почувствовала, что немецкому диктатору было сделано достаточно уступок, и в этот момент Советы в лице Литвинова выступили с предложением об антигитлеровском Союзе. Это вызвало головную боль у архитекторов умиротворения, от которых Гитлер ожидал еще больших уступок.
Благодаря уступкам, которые уже были сделаны, нацистская Германия становилась военным гигантом, и в 1939 году только общий фронт западных держав и Советов, казалось, мог его сдержать, потому что в случае войны Германии пришлось бы воевать на два фронта. Под сильным давлением общественного мнения лидеры Лондона и Парижа согласились на переговоры с Москвой, но в них была ложка дегтя: Германия не делила границу с Советским Союзом, потому что Польша была зажата между этими двумя странами. Официально, по крайней мере, Польша была союзником Франции, поэтому можно было ожидать, что она присоединится к оборонительному союзу против нацистской Германии, но правительство в Варшаве было враждебно по отношению к Советскому Союзу, соседу, который считался такой же угрозой, как и нацистская Германия. Она упрямо отказывалась допустить Красную Армию в случае войны на польскую территорию, чтобы сражаться против немцев. Лондон и Париж отказались оказывать давление на Варшаву, и поэтому переговоры не привели к соглашению.
Тем временем Гитлер выдвинул новые требования, на этот раз в отношении Чехословакии. Когда Прага отказалась уступить территорию, населенную немецкоязычным меньшинством, известную как Судеты, ситуация стала угрожать войной. Это была фактически уникальная возможность заключить антигитлеровский альянс с Советским Союзом и сильной в военном отношении Чехословакией как партнерами англичан и французов. Гитлер оказался бы перед выбором между унизительным размежеванием и практически верным поражением в войне на два фронта. Но это также означало, что Гитлер никогда не сможет начать антисоветский крестовый поход, которого жаждала элита в Лондоне и Париже. Вот почему Чемберлен и Даладье не воспользовались чехословацким кризисом, чтобы сформировать общий антигитлеровский фронт с Советами, а вместо этого поспешили самолетом в Мюнхен, чтобы заключить с немецким диктатором сделку, в которой Судетские земли, оказавшиеся включенными в чехословацкий вариант Линии Мажино, были предложены Гитлеру на блюдечке.
Чехословацкое правительство, с которым даже не посоветовались, не имело другого выбора, кроме как подчиниться, а Советы, которые предложили военную помощь Праге, не были приглашены на эту позорную встречу. В «пакте», который они заключили с Гитлером в Мюнхене, британские и французские государственные деятели пошли на огромные уступки немецкому диктатору; и вовсе не ради сохранения мира, но чтобы они могли продолжать мечтать о нацистском «крестовом походе» против Советского Союза. Но для народов их собственных