Что понимает ценитель, оставим Хомаку додумать самому. Но с «яркой внешностью» он уже дал маху. Не смазливенькие крали, а смелые воительницы идут в своих женственных желаниях до истинных краёв и пределов. И лишь такие женщины возвеличивают ценителя.
— Что я слышу, пан профессор? Вы хотите сказать, что были близки с мутанткой? О ужас, что бы сказала пани Агнешка? — на самом деле Хомак заткнулся уже после прошлой реплики, но пан Щепаньски сам прочитал все эти пошлости, оглядываясь на лицо идущего сзади коллеги.
Ну да — был близок. Пан Кшиштоф как раз принадлежит к ценителям, и ему ни чуточку не стыдно. Ради некоторых буйных чувств и фантазий иногда не мешает потерять панский облик. Да что там панский — человеческий! Снизойти до божественного скотства, как некогда похитивший красавицу Европу крупный рогатый Зевс.
А пани Агнешка… Не важно, что бы она сказала. По правде говоря, для истинной пани она слишком кричаще одевается — так кого может интересовать её мнение? Только её саму.
О, вот Дыра — самая настоящая пани! Горделивая, своенравная, опасная. Ну да, мутантка. Но далеко не каждая человеческая женщина годится на подмётки для её красных сапог.
Пани Дыра.
Когда пан Кшиштоф впервые встретил её в поездке по Великой Чернобыльщине, то был поражён и повергнут ниц. Подумать только: дева-палач. Много вы видели дев-палачей?
Молодая решительная мутантка руководила расстрельной командой. И с какой властной энергией она работала! Выполняла, наверное, нужную, но далеко не женскую функцию. Хотя пан Кшиштоф, любуясь Дырой, тут же пересмотрел свои представления о функциях женщин.
У Дыры получалось командовать расстрелами легко и грациозно. Железная дисциплина в её команде была ярким исключением из правила. Вечно разболтанных туповатых мутантов не очень-то организуешь. К тому же эти хлопцы не любят огнестрела, стреляют они скверно, вот и предпочитают всё делать собственными руками, стоя по колено в кровище.
Пани Дыра заставляла их именно стрелять. Почему заставляла? Потому что заставлять она умеет. Другого основания нет. Дыра не стремится остаться «чистенькой», ханжество чуждо её пылкой натуре. Любить — так до хруста. Погружаться, так по уши. Стрелять, так стрелять.
Она бы выглядела прекрасной и с руками по локоть в кровавой пене. Своего рода древнеримская богиня мщения, или романтичная вампирица из бульварных писаний начала века. Страшна, но при том до чего хороша!
Как не впечатлиться ещё молодому тогда профессору?
— Пани, а почему вы зовётесь «Дыра»? — спросил он тогда. — Верно, потому что делаете столько дыр в телах врагов народа Чернобыльщины?
— Нет, не поэтому, — очаровательно рассмеялась мутантка, — но тайну я раскрою!.. И сделаю это сегодня же ночью! — бесстыдно проворковала она, внезапно пригвоздив профессора к креслу острым каблучком.
В ту ночь Дыра проделала дыру в душе впечатлительного профессора. Если он и был когда-то прежде недружелюбен к народу Великой Чернобыльщины, то сие заблуждение у него прошло. С тех пор он никогда не называл родину Дыры «мутантским квази-государством», и даже думать забыл о восстановлении прежней Польши (как можно, там ведь повсюду расселись мутанты-чернобыльцы — не потревожить бы!).
Не в одиночку и тайком, а с Дырой в обнимку пан Щепаньски посетил и Краков — гордую малопольскую столицу, откуда вышли все его предки. Краков, к удивлению пана Кшиштофа, всё ещё стоял на том же месте и на той же реке Висле — только вот Польши там не осталось. Совсем никакой.
Между старинными зданиями по древним улицам бродили мутанты. Выглядели они там по меньшей мере гротескно.
— Смотри! — как-то воскликнула Дыра. — Ничего не снесено!
Кроме живых поляков — действительно ничего.
Впрочем, когда Великая Чернобыльщина присоединяла Польшу, её собственного немутантского населения, почитай, уже и не оставалось. В крупных городах, не задетых атомными ракетами, пришельцев из Чернобыля встречали, как родных. По крайней мере, без боевых столкновений.