Словно в тумане Погодин навестил раненых (ты смотри — снова живы!), отстранённо проследил за введением антибиотика (хоть одна хорошая новость для пациентов!) — и вернулся к мыслям об оборудовании:
— Скажите, Фабиан, а операционная «Евролэб» вам вообще знакома?
— Да, мы с ней работали. Не здесь, в Германии.
— Уже легче. А есть в этой больнице хоть какая-то операционная — пусть старая, непригодная по вашим евростандартам? Я имею в виду оборудованное помещение.
— Да, — закивал Фабиан, — я покажу. Пару несложных операций наши волонтёры там даже провели! — последнее немец произнёс со странной смесью гордости с горечью и обречённостью.
— Так она в рабочем состоянии? — оживился Погодин. — А я уж думал…
Они вчетвером со Шликом, Гаевским и Хрусталёвым как раз вошли в одиннадцатую палату, волей немецкого доктора превращённую в склад медоборудования. Какова теперь будет воля русского доктора?
— Пожалуй, всё распаковывать мы не станем! — объявил Погодин. — Нужна установка для переливания крови. С неё и начнём.
Оказалось, огороженная частоколом часть Березани представляет в плане довольно большой треугольник с закруглёнными углами. Два из этих углов отмечены длинными зданиями, как бы вытянутыми к условному центру треугольника — председательским домом и (наверняка) больницей, третий угол — занят непонятной огромной ямой. Именно к ней Панайотова не пустили мутантские сторожевые свинтусы.
Что ж, выявленная тройственность центра Березани уже может о многом поведать, настойчиво думал Веселин, пытаясь преодолеть внутреннюю дрожь. Да и, несомненно, поведает! Но только не сейчас, когда мысли так и разбегаются, стоит на миг оставить без присмотра. Счастливо отделался, да! А двоим вот — не посчастливилось. Бегичу. И Багрову.
Три объекта на лучах от центра Березани: больница, яма, председательский дом. Три взаимно дополнительных принципа — в чём же они состоят? Председательский дом ассоциируется с мирской властью, больница — с реанимацией, возвращением к жизни, яма — с могилой, смертью, загробным миром. Кого не подлечит больница, того приберёт яма, кого подлечит — тот может явиться в дом и стать председателем. А что, стройно!
Вышло бы ещё стройнее, когда бы обдумывал не в такой лихорадке. Но порой учёные-этнографы не выбирают состояний, в которых приходится работать. Сейчас, к примеру, остаточная тревога от встречи со сторожевым кабаном усиливалась новым опасением: надолго задуматься и опоздать к сроку, предложенному Грдличкой.
В итоге тревожных ожиданий Веселин пришёл к месту встречи — крыльцу председательского дома — ровно в одиннадцать, а Грдличка не мог вырваться от пана Щепаньски до половины двенадцатого.
— Важное дело, — пояснил чех, извинившись за задержку, — касается всей экспедиции и нас с вами.
— И нас с вами?
— Да, нами ведь запланированы исследовательские меры в Березани. А пан Кшиштоф склоняется к тому, чтобы выйти отсюда не позднее двух часов. Болото — его затемно не преодолеешь.
— А разве нельзя выйти завтра? — с тусклой надеждой спросил Веселин.
— Нас очень ждут в Столичной Елани, — вздохнул Йозеф, — к тому же Сопля панически боится возвращения сюда Пердуна. Так недолго и проводника потерять: если не Пердун убьёт, так он сам убежит.
— Значит, мне и вам тоже пора собираться? — сник Панайотов.
— Как раз нам сегодня идти не обязательно, — успокоил его Грдличка, — я специально уточнил! Мы можем догнать экспедицию позже. Да-да! Выйдем вместе с близнецами Бегичами — когда Зорана немного подлечат.