Когда программист Иван соглашается на работу, которая ему не по силам, он не может признаться себе в ограниченности компетенций и думает: «Я научусь», «Я буду больше работать», «Я пройду обучение». Книги и курс он покупает, но учиться не может: работа требует от него всех сил просто для того, чтобы выполнять минимальные требования. Он работает дольше всех, его результаты слабые, и Иван чувствует невыносимые стыд и боль, от которых начинает много пить, много есть и много прокрастинировать, что еще больше снижает его результативность и добавляет ему еще больше напряжения. Через три месяца на этой работе Иван весит больше на пятнадцать килограммов, его дом запущен, его счет в плачевном состоянии, потому что он покупает учебные курсы, игры, ненужные ему вещи, дорогое вино, которое как бы оправдывает его пьянство своим вкусом и стоимостью. Каждое утро в компании совещание – все работают из дома, поэтому эта встреча проходит онлайн, только голоса и тексты, без видео. К концу совещания (после того как Иван отчитался о своих успехах, и часто – соврал, потому что не может признаться в том, что не справляется) Иван часто мастурбирует, не дожидаясь конца встречи. Его не возбуждает ситуация онлайн-переговоров, эта мастурбация вообще не про удовольствие, а про невыносимое напряжение, которое необходимо как-то сбросить прямо сейчас.
Терапия травмы
Большинство терапевтических моделей для работы с травмой построены на попытке тем или иным способом вернуть человеку диссоциированные части, помочь ему интегрировать произошедший с ним травматический опыт, осмыслить его и получить возможность заниматься чем-то другим. Эта работа многогранна и включает в себя восстановление воспоминаний, проживание чувств, работу с мышлением, подвергшимся влиянию травматического события, восстановление социальных и других способностей. Разные виды психотерапии обладают богатым материалом наблюдений и современными исследовательскими открытиями в области травмы. Психотерапия является необходимой и основной частью работы с психической травмой.
В психофармакологии при развитии ПТСР рекомендовано назначение антидепрессантов, которые работают с часто развивающейся при ПТСР депрессией, а также уменьшают тревожность и обсессивные проявления. При выраженной тревожности и расстройствах нервной деятельности в виде бессонницы, вспыльчивости, нарушения вегетативной регуляции назначают транквилизаторы и нейролептики. Все это работает как неспецифическая, но симптоматическая помощь. Применение препаратов может помочь стабилизировать психику и сделать доступной психотерапию.
При растущих знаниях о себе, о своем прошлом и о влиянии этого прошлого на личность у человека появляется больше возможностей для бережного и развивающего отношения к себе. Он учится лучшей саморегуляции и изобретает собственный, подходящий ему способ жить. Его социальные связи могут стать лучше и полноценнее при росте осведомленности о своих травматических паттернах и при все большем освобождении от сценариев, которых требует травма. Кроме того, человек, имеющий опыт собственных травм и их терапии, а также помощи себе в области травм, может эффективно оказывать помощь другим в моменты травматических вторжений или даже в сам момент травмы. Часто человек, переживший травму, замечает, что ему интереснее общаться с другим прошедшим путь терапии травматиком, чем с человеком, не имеющим опыта психических травм. Эти отношения получаются глубже, с интуитивным пониманием, с отказом от насилия внутри отношений, с большей близостью и глубиной. Выходцы с одной планеты, даже если это планета боли и насилия, тянутся друг к другу больше, чем к беспечным жителям солнечных планет.
Этот раздел будет описан не с точки зрения разницы терапевтических подходов, а с точки зрения задач, которые решает психотерапия травмы. В каждой из этих задач существуют наработки из разных областей терапии, которые могут сочетаться (и сочетаются) между собой, создавая непротиворечивую и полноценную терапию. Вне зависимости от базовой ориентации терапевта, его подготовка в области терапии травмы интегративна. Психотерапия травмы занимает время, эквивалентное давности травматического события: свежие, в последние годы случившиеся разрушительные разводы, насилие, потери поддаются работе в течение нескольких месяцев (это не значит, что из них совершенно уходят переживания, но значит, что эти переживания становятся здоровыми). Давние травмы и ранние травмы могут потребовать нескольких (иногда многих) лет психотерапии, а изменения психики и личности, вызванные такими травмами, могут сделать обоснованным пожизненное обращение за поддерживающей, сопровождающей терапией и после того, как ядро травмы было проработано.
Задачами психотерапии травмы будет являться:
● возвращение диссоциированных частей через возвращение отвергнутых воспоминаний и чувств. Налаживание диалога с отвергнутыми частями личности. Безопасное проживание травматического эпизода, реализация потребности в выражении эмоций и дрожании. Восстановление психической жизни во время и после травматических событий через символизацию (разговор), телесное и эмоциональное отреагирование. «Собирание» целой личности из диссоциированных частей;
● интеграция случившегося опыта, коррекция представлений о мире и о себе, изменение мышления и экзистенциальных представлений о мире. Создание нарратива о себе, своей жизни и травме. Рост знаний о себе: чем больше мы о себе знаем, тем лучшие условия выбираем для себя, тем большим количеством возможной гибкой адаптации и истинной заботы обладаем. Для расщепленного травматика, так же как и для человека с пограничным расстройством, рост знаний о себе является одной из самых важных и самых результативных задач психотерапии;
● обучение способам саморегуляции, психогигиены, создание здоровых способов обращения со своими чувствами и потребностями. Создание ресурсов и опор, которые пригодятся в неизбежных следующих стрессах. Личность травматика навсегда остается более уязвимой к воздействиям среды, и нужно позаботиться о том, чтобы минимизировать дальнейший вред и избежать ретравм;
● поддержка, ободрение, сочувствие, ясный уважительный диалог, честность и самораскрытие как основание для формирования близости и безопасной привязанности. Создание в терапии безопасной среды как для постепенного проживания травмы, так и для дальнейшего развития. Помощь в организации подходящего социального окружения. Психотерапевтические отношения могут и должны стать для человека первой моделью ненасильственных отношений, которую в дальнейшем человек будет выбирать и строить и в других сферах своей жизни.
С ними могут быть связаны навыки и способности. При возвращении такого отщепленного материала становится возможным и возвращение способностей, с ним связанных, или новое обучение необходимым навыкам.
Главным инструментом для осуществления такого возвращения будет организация безопасного пространства для рассказа о произошедшем и для отреагирования чувств. Тот, с кем случилось плохое, должен об этом рассказать, это самое главное. Для того чтобы этот рассказ был полным и эмоциональным, нужно, чтобы пространство, в котором человек рассказывает, было безопасным – и физически, и психически. Терапевт и отношения с ним должны вызывать доверие и быть устойчивыми. Пространство встречи должно быть интимным и защищенным от внезапных чужих вторжений. Если есть время, место и доверие, то о плохом можно начинать говорить, а значит – начинать проживать, размораживать.
В организации такого разговора состоит работа кризисных психологов, которые, настаивая на обсуждении произошедшей только что катастрофы (военных действий, террористических актов, стихийных бедствий), способствуют тому, чтобы экстремальные переживания человека вылились вовне, а не остались внутри в виде разрушительной силы. Плакать и кричать, бить руками о землю или портить вещи, чувствовать страшную боль от того, что мир в одночасье перевернулся, – лучше и здоровее, чем быть молчащим и спокойным. Кризисные консультанты, которые помогают людям говорить (и поддерживают их в том, как обойтись с опытом травмы, как поместить его в себя, не потеряв надежду и желание жить), стараются оставить людей живыми не только физически, но и психически.
Такие разговоры могут понадобиться один раз (для недавней травмы) или множество (для давних и ранних), они могут занять одну или несколько встреч, человек может сначала записать свои воспоминания, а потом прочитать эти записи, он может постепенно вспоминать все новые детали или сосредоточиться на одном событии. Такой разговор может произойти даже при видеозвонке или разговоре по телефону (работники телефонов доверия знают, что когда только что произошло плохое, то рассказать о случившемся даже незнакомому человеку значит ожить из травматических реакций замирания или остановиться от бездумного бегства). Главное условие эффективности такого рассказа – чтобы он сопровождался чувствами того, кто рассказывает. Терапевт, чьим мощным, заботливо развиваемым и постоянно оттачиваемым рабочим инструментом является его собственная тонкая чувствительность, обращает внимание на эмоциональные лакуны и помогает восполнить их с помощью других слов и выражений, других интонаций, деталей, которые позволяют самому человеку прикоснуться к своим чувствам и прожить их.
«Я боюсь Егора. Он был наркоман, он меня бил, я еле сбежала от него и до сих пор боюсь, что он найдет меня и убьет», – говорит Алина. Это еще не рассказ о травме: она ничего не чувствует, когда говорит это, она лишь излагает факты. Когда терапевт задает ей дополнительные вопросы – она начинает глубоко дышать и дрожать, но долгое время останавливает себя при таких приливах, берет себя в руки. Это тоже важно: каждый раз она получает опыт того, что сможет остановиться, если что-то будет ей не по силам, что она сможет затормозить, если переживания будут топить ее своей огромностью. Потом постепенно рассказывает о расставании: как она выбегала из квартиры зимой, когда он ушел в магазин и забыл закрыть дверь на ключ, как пряталась от него в подъезде, пока он в ярости искал ее на площадке и на улице, как приехала ее сестра с другом и как она тенью мимо разъяренного неадекватного (и огромного – Егор весил сто восемьдесят килограммов) смогла выскользнуть на улицу и попасть к ним в машину. Рассказывает, как через несколько дней он явился в ресторан, где проходил день рождения ее подруги, затеял драку, украл ее сумку со всеми документами и телефоном, растратил в тот же день ее банковские карты и кредитки из мести и шантажа, и она обратилась в полицию, и дело дошло до суда, а на суде он утверждал, что с кредиток он снял ее долг себе, и его мать и сестра это подтвердили. Рассказывает, как провалилась более ранняя попытка бегства, когда ее на машине увозила подруга, а Егор преследовал их по улицам города, создавал аварийные ситуации, и подруга остановилась и сказала Алине, что она не готова рисковать своей жизнью и Алине придется выйти. Она рассказывает это все, и в ней поднимается страх, а потом гнев, а потом боль, и благодарность, и обида, и недоумение, и растерянность, и все нормальные живые чувства.
Очень долго она не рассказывает о том, что же происходило внутри этой квартиры за закрытыми дверями. Много раз пытается, но как будто не помнит. Сообщает факты, и тело ее дрожит, и она ощущает тошноту, но чувств как будто не испытывает. Тогда терапевт просит: возьми меня туда, давай я буду там с тобой, опиши мне эту квартиру так, словно я там и вижу твоими глазами, слышу твоими ушами, ощущаю твоими руками. И через детали (и с присутствием в этой квартире кого-то третьего, свидетеля, который может как-то откликнуться на происходящее, назвать это словами и отразить своими чувствами) возвращаются воспоминания, и Алина с терапевтом живут в этих воспоминаниях несколько встреч, а потом воспоминания заканчиваются, а чувства изменяются. «Я рассказала все, – говорит Алина. – Я его больше не боюсь. И я больше никогда не попаду в такую ситуацию».
К тому времени Алина ходит на терапию четыре года. Тема Егора и этих отношений возникает через сорок месяцев ее работы.
Иногда возвращению воспоминаний может помочь проигрывание, но для этого нужен очный полноценный контакт, в котором можно при необходимости оказать телесную поддержку: обнять, поддержать, дать выплакаться на своем плече. Тело быстро возвращает воспоминания, которые можно быстро скорректировать с помощью тела, добавив в них новый поддерживающий или утешающий телесный опыт. Этим широко пользуются гештальтисты и меньше – представители других направлений. При наличии возможности такого отыгрывания (его вариантом будет также пустой стул, психодрама, плейбэк-театр, инсценировка с помощью участников терапевтической группы, танцевальная терапия, телесные техники, особенно парные, связанные с прикосновениями) оно может стать самым быстрым и эффективным способом проработки недавней травмы или получения доступа к материалу ранних травм. К таким возможностям относятся материальное пространство, достаточно большое, удобное и безопасное, опыт терапевта и его навыки, готовность и желание терапевта телесно работать вообще или именно с этим клиентом, и желание и готовность самого клиента проживать этот опыт вообще или с этим терапевтом.