А ещё через два дня мы, зачистив всю территорию, вернулись в Усть-Катайгинск.
Я думал, за это время станут более-менее понятным планы на будущее, но до сих пор никто ничего не знал. Император по-прежнему отсутствовал, а вместе с ним многие высокопоставленные офицеры, в том числе полковник Романова. И оставалось только гадать, что нас ждёт дальше.
Звучали две противоположные точки зрения: одни считали, что поход продолжится, пока не доберёмся до Енисея, другие думали, что на достигнутых рубежах будут построены крепости, а нас император отправит на базы чуть ли не до следующего года.
Я был не прочь съездить домой, чтобы узнать, как там дела. Особенно меня волновало, не появляются ли новые ямы в моём имении. Я приказал Гаврилову написать письмо через две недели после моего отъезда, но, во-первых, две недели ещё не прошло, а во-вторых, письмо быстро до нас не доберётся. Поэтому приходилось жить в неведении.
А в окрестностях Усть-Катайгинска существа появлялись постоянно, хоть не рядом с самим городом. Но там, где бездны оставались открыты, тенебрисы никуда не девались, и невозможно было понять, за мной они идут или просто так.
Через день после нашего возвращения из болот со мной-таки вышел на связь очередной повелитель. Это произошло ночью. Я спал, когда моё сознание очнулось, и перед взором появился огромный монстр с десятками выпученных глаз-бельм. Он не сказал ничего нового: как обычно грозил убить и поглотить мою душу.
Я вскочил и целый час, наверное, не мог уснуть. Получается, повелители узнали, где я нахожусь, выследили меня. Подумалось, что он может явиться к нам уже сегодня, но днём ничего не произошло. Нашему батальону устроили учения, что случалось крайне редко, поэтому до самого вечера мы торчали в поле рядом с лагерем. В округе же обстановка оставалась спокойной.
В конце первого дня у меня состоялся разговор с Артуром Карповым. Мы вместе вышли из столовой, и я сказал, что надо пообщаться наедине. Хотел узнать про двух офицеров из третьей тактической группы, поскольку уже не раз и не два замечал у них какое-то особенное ко мне отношение. Меня будто сторонились, причём не только они.
В моей группе ничего такого я не наблюдал, во второй — как будто, тоже, а вот парни из третьей вели себя странно. При мне прекращали все разговоры, а на офицерских собраниях намеренно держались подальше. Вот я и подумал, может Карпов что-то знает. И задал ему этот вопрос напрямую.
— Кажется, я знаю причину, — ответил Карпов и огляделся по сторонам, словно опасаясь, что кто-то услышит. Но мы стояли на улице, и рядом людей не было. — Дело в вас, господин прапорщик. Точнее, в ваших способностях. Они не всем нравятся.
— Чем?
— Видите ли, насколько мне известно, в лагере существует некий… я бы назвал это заговором. Какой-то высокопоставленный офицер считает вас — посланником самого дьявола и настраивает против вас других офицеров. В общем, прапорщик Кокошкин и лейтенант Львов состоят в этом сговоре и всем капают на мозг про вас.
— Рассказывают, что я — князь тьмы?
— Именно. Вы же знаете пророчество.
— Знаю, мне уже рассказывали. А что за высокопоставленный офицер под меня копает? Кто-то из Романовых?
— Не могу знать. Говорят, кто-то из ставки самого императора. Но фамилию не разглашают. Да я и не спрашивал.
— И что они хотят? Какая цель заговора?
— Не могу знать. Меня пытались затянуть в это всё, я сказал — нет.
— То есть, вы меня князем тьмы не считаете?
— Господин прапорщик, должен признаться, я считаю всё это вымыслом.