Он стремительно покинул комнату, на ходу подтолкнув Лиду:

— Вперёд, вперёд, не задерживаемся!

Лида растерянно оглянулась на меня, но я ещё не была свободна: Серафима снимала с меня электроды, тщательно стирала следы электропроводящей пасты и пластыря тряпочкой, смоченной в спирту. Лида, не сказав ни слова, медленно вышла, как будто находилась под гипнозом полученного только что приказа.

— Из-за чего Николай Иванович так распереживался? — поинтересовалась я. — Я что, чуть не поддалась?

Я ведь на самом деле не многое помнила из того, что происходило под действием препарата, да и теперь далеко не всё могу припомнить.

Сима хмыкнула — вроде как даже зло.

— Какое там! Ты держалась твёрдо — прямо кремень! — Она помолчала, будто решаясь, и выпалила: — Ты вообще-то могла умереть! Сыворотка новая, действие не изучено как следует. И антидота на неё у нас нет!

Почему-то сказанное не прозвучало для меня откровением. Да мы тут только и занимаемся тем, что экспериментируем над собой, проверяем границы своих возможностей. Кого Серафима осуждает? Николая Ивановича, который, похоже, чуть не умер от волнения? Но она сама вводила мне препарат в вену — бестрепетной рукой! И нынче не выглядит сильно перепуганной. Она у нас, конечно, тоже кремень: лишних эмоций никогда не покажет! Но что, если её нынешнее признание — очередная проверка? Я прохожу их одну за другой.

— Сима, у немцев есть такой препарат?

— Есть похожие, — признала та.

— Ну вот! Вы хоть попытались бы меня откачать, случись что: и ты со своей медициной, и Лида с Женей — своими средствами. А немцы и пытаться не стали бы, верно? Так и риск вышел бы ещё больше. Хорошо, что попробовали сейчас.

Серафима досадливо примолкла: она хотела как лучше — открыть мне правду, а я предпочитаю пребывать в иллюзиях. Пусть так.

Наконец все датчики были с меня сняты. Я сказала примирительно:

— Сим, спасибо, что беспокоилась обо мне!

Та покачала головой с выражением материнского всепрощения. Вот и славно, что уже не сердится!

Я неторопливо направилась по длинному пустому коридору в сторону своей «светёлки»: отдыхать так отдыхать. Сейчас растянусь на кровати и буду перебирать в памяти всё, что происходило во время сеанса. Хотелось припомнить в деталях, что делал тот таинственный человек: как нападал на меня, чем пугал, что при этом говорил. И как я отбивала нападения. Во-первых, это может оказаться полезно, а во-вторых, это же страшно интересно!

Вот дверь кабинета руководителя. Как всегда, плотно прикрыта, но не заперта: к нему никто никогда не входил без стука. Я остановилась, озарённая внезапной идеей. За дверью было совершенно тихо, но Николай Иванович там — точно. Теперь или неизвестно когда! На мой вопрос товарищ Бродов если и ответит, то только с глазу на глаз. И лучше взять его «тёпленьким» — теперь, пока мы все взволнованы и размягчены трудным и увлекательным экспериментом. Постучалась.

Николай Иванович сразу отозвался и попросил подождать. Иногда восприятие так обостряется, что «видишь» сквозь стену вполне ясно, если человек сам не закрыт. Я увидела, как товарищ Бродов поднимается с дивана, застёгивает гимнастёрку. Я уже и пожалела, что побеспокоила его, когда он появился на пороге. Я извинилась за вторжение и добавила:

— У меня один короткий вопрос. Просто вы, Николай Иванович, мне при других не стали бы отвечать, поэтому я сейчас зашла.

Товарищ Бродов необычно тепло улыбнулся и сказал очень по-домашнему: