Я уж догадывалась, но хотела услышать от него самого.

С плохо скрытой гордостью товарищ Бродов ответил:

— Я не мог ввести тебе препарат, не попробовав на себе. Были… испытуемые. Но нужно прочувствовать состояния, которые возникают. Зато я смог проинструктировать тебя как следует.

А ещё он не был уверен, что препарат безопасен. Об этом Николай Иванович умолчал, но я считала.

— Это немецкий препарат, — внезапно сказал товарищ Бродов. — Его недавно раздобыла наша разведка. Говорю только тебе. Никто здесь не знает. Новейший немецкий препарат. Считается у них самым передовым. Если тебя будут проверять, то на нём.

Сочувствие к руководителю смешалось с благодарностью за его заботу — такую ненавязчивую и самоотверженную, как выяснилось. Я старалась контролировать чувства, но благодарность и сочувствие представлялись вполне естественным.

До своей кровати я едва добрела: не только руки, но и ноги, наконец, задрожали — не то от действия сыворотки, не то от напряжения последних суток, не то от внезапности откровений, свалившихся на меня в разговоре с товарищем Бродовым. А может, от того, что непонятный ледок в моём сердце дал трещину…

Немецкую сыворотку наша разведка раздобыла как нельзя вовремя и как нельзя кстати. И именно ту, что нужно. Огромное спасибо нелегалам! Честь и хвала и низкий поклон!

Что касается так называемой сыворотки правды, которая активно разрабатывалась и у нас, так её не имело смысла вводить Таисии для пробы. Препарат далёк от совершенства, имеет массу побочных действий, при этом основной его эффект хорошо изучен, и он зубодробителен. Идёт грубое воздействие на сознание и подсознание, сопротивление бесполезно. Будешь болтать всё подряд, коль скоро определённые зоны мозга активированы, а волевая регуляция выключена!

Но сыворотка правды, к счастью, ещё слишком опасна: часть испытуемых от неё умирает, теряет речь, сходит с ума. Ещё никто не может сказать с уверенностью, что человек не нагородит под её действием всяких выдумок, наряду с правдивыми сведениями. Короче говоря, человеку, который обладает особо ценной информацией, только в самую последнюю очередь будут колоть сыворотку правды, только когда все остальные средства исчерпаны.

Сыворотка № 2-В715 — под таким кодом её хранили и испытывали нацисты — была совершенно иного свойства, нежели сыворотка правды. Она не отрубала самосознание напрочь, а как бы эмоционально размягчала разум и волю, позволяя нащупать доступ к более глубинным пластам бессознательной памяти. В таком состоянии сознания, похожем на сон или транс, человек уже перестаёт оперировать понятиями в их ясном, разумном значении. В силу вступают живые образы памяти: звуки, запахи, цвета, формы, эмоциональные впечатления, значимые эпизоды из детства, да из любого возраста жизни. Образы порой складываются в причудливые символы, смысл которых многозначен, и требуется особое искусство, чтобы их разгадать. Оператор с хорошими способностями может работать с человеком, которому ввели сыворотку, вовсе без слов, мысленно. Тут не прикроешь важную информацию простыми формулами внушения, зато у человека остаётся возможность сохранить контроль над своим сознанием, пусть изменённым! Так во сне человек порой внезапно понимает, что спит. Тогда он обнаруживает, что может управлять образами сновидения, моделировать их по собственному усмотрению.

Сыворотку создали не для врагов, а для потенциальных сотрудников: чтобы мягко, не нанося слишком большого урона здоровью и психике, прощупать подсознание, проверить глубинные установки и структуру намерений, глубинную лояльность, эмоциональную устойчивость. Вероятность, что аненербовцы станут проверять Таисию, пытаясь внедриться в её сознание, была, к сожалению, велика: её легенда, хоть и тщательно проработанная, могла вызвать не то чтобы подозрения — недоумение и излишний интерес. Тут палка о двух концах: если она не вызовет интереса, то и не внедрится. Не под сывороткой — так во сне, в гипнотическом трансе в её психику полезут рано или поздно. Она должна уметь постоянно сохранять самоконтроль и отбивать атаки в любом состоянии души и тела.

Девочка хорошо подготовлена, контроль над сновидением освоила быстро, любые попытки внедрения просекала чётко. Но действие психотропного препарата сильнее обычного сна. Это последнее испытание было необходимо. Решено было совместить его с первым государственным экзаменом — по нейроэнергетической конспирации. В результатах второго экзамена — по нейроэнергетическому добыванию информации — и третьего, теоретического — по языку и культуре, а также легенде — Бродов не сомневался. Но первый — учитывая личность экзаменатора и сыворотку — его крайне беспокоил.

Задача была бы проще, если бы разведке удалось добыть рецептуру. Но добыли только образец вещества с инструкцией по дозировке и описанием воздействия. Вещества было мало. Большую часть отдали химикам — искать формулу. Часть пошла на эксперименты. Совсем немного досталось группе Бродова. Николай Иванович запросил результаты эксперимента и получил их, но счёл недостаточными: одно дело — крепкие, закалённые тюрьмой мужчины, другое — девочка-подросток, хоть и здоровая, и сильная, но с нежной, восприимчивой психикой и организмом, балансирующим на грани пубертата. Можно бы попросить, чтобы подобрали для эксперимента какую-нибудь заключённую женщину, но вещества мало, и время поджимает. И главное — требовались результаты внимательного самонаблюдения: что творится «внутри», какие перемены душевного состояния особенно опасны, что помогает справиться с ними.

Сыворотки досталось всего на три приёма. Кому же первый, пробный? Кто проинструктирует Тасю, а впоследствии и Игоря, достаточно подробно и разборчиво? Николаю Ивановичу было бы спокойнее, если бы сделать всё это лично. Вот он и решился.

В чём Николай Иванович, пожалуй, так и не сознался самому себе — это в том, что им, помимо всего прочего, двигало простое чувство стыда: не мог он подвергнуть опасности физическое и психическое здоровье своей подопечной, оставаясь от этой опасности в стороне! Эксперименты на заключённых, преступниках — это одно, на своих товарищах и соратниках — другое.

Бродов сделал себе только одну, но существенную поблажку: он решил не допускать постороннего вмешательства в свою психику. Он не обладал, по собственному убеждению, сверхспособностями, чтобы такому вмешательству сопротивляться. Потому разработал для себя программу экспериментов и самонаблюдений, а никого из «бойцов мистического фронта» привлекать не стал. Если бы мог сделать внутривенную инъекцию сам, то и сделал бы, запершись в кабинете, но он не умел. Пришлось попросить Катю.

Катерина — девочка послушная, ответственная и добрая. Николай Иванович был уверен, что она сохранит тайну, но не ожидал, что та поставит твёрдое условие: никуда от вас не уйду, пока не закончится действие препарата, — вдруг вам плохо станет! Бродов согласился: пусть посидит с ним. Ну мало ли что взбредёт в голову в этом неведомом сновидном состоянии: сжечь избу, громко запеть среди ночи — так она его хоть остановит, разбудит. Сиди, Катюша, молчи и не мешай, а если что — тряси, бей по щекам, зови, обливай водой — буди, короче говоря.

Катя и после того, как заявленный срок действия препарата вышел, не сразу оставила начальника. У Николая Ивановича жестоко разболелась голова. Катя каждые четверть часа измеряла ему кровяное давление — и лицо её всё сильнее вытягивалось.

— Не бойся, Катерина, всё в порядке. Я не помру, — повторял Бродов, — но дай ты мне хоть что-нибудь от головы!