Другие отпечатки ботинок на границе леса принадлежат семнадцатилетнему Томасу Бэкеру Резерфорду-третьему, с которым у Казинс ранее были романтические отношения. От адвоката Резерфорда не удалось получить комментариев.
33
Кайла Дав
ИТАК, ТЫ МЕНЯ НЕ ЗНАЕШЬ, или, по крайней мере, знаешь плохо. Все нормально, я не обижаюсь. Никто меня не знает хорошо. От других я особо ничем не отличаюсь. Мои светлые волосы родом из коробочки с краской, и я наношу много косметики, чтобы скрыть тот факт, что моя кожа регулярно покрывается прыщами. Свое тело я почти не скрываю, потому что те части, которые нравятся мальчикам, отвлекают внимание от моего некрасивого лица.
В любом случае сейчас не о том, как я выгляжу, а о том, что я хочу сказать. В кои-то веки.
Я не думаю, что она это сделала. Табби. Я уверена, что она была бы в шоке, узнав, что я ее защищаю, потому что я в курсе того, что я ей не нравлюсь. Каждый раз, когда мы тусовались вчетвером – я, Киган, Табби и Марк, – она едва признавала мое присутствие, а еще я слышала, как она назвала меня «безнадежной» на одной из вечеринок у Элли. И из-за этого мне грустно, потому что я думаю, что в другое время и в другом месте бы могли бы стать подругами. Но не в это время и не в этом месте, потому что нынешние реалии обратили нас друг против друга по разным причинам, не так ли?
Говорят, что мы рождаемся с женской интуицией, но мы умеем отлично игнорировать проблемы, с которыми не хотим разбираться. Табби не понравилось бы, что я примешиваю ее ко всем девушкам, но я абсолютно уверена, что она до последнего не понимала, что происходит, пока это не произошло.
Ты задаешься вопросом, откуда же мне известно, что его убила не она.
Просто я знаю, кто именно его убил.
34
Бриджит
НИКТО БОЛЬШЕ НЕ ЗНАЕТ, как вести себя в присутствии Табби. Она не то чтобы под домашним арестом: снаружи никто не дежурит, если не считать стоящие по периметру репортерские фургоны. У Табби также нет браслета на щиколотке, который бы контролировал ее перемещение, – я такой видела по телевизору. Но наш дом все равно стал похож на тюрьму. Вчера вечером я слышала, как Табби спорила с мамой и папой о том, чтобы ей разрешили снова ходить в школу.
– Разве мне нельзя жить обычной жизнью? – умоляла она.
– Мы считаем, что будет лучше, если ты побудешь дома, пока все не утихнет, – сказал папа, который всегда в спорах использует «мы то» и «мы это». Не знаю, в какой момент они с мамой превратились в этот аморфный комок под названием «мы», но сейчас все именно так.
– Вы думаете, что это она его убила?
Они не отвечают сразу. Затем мама говорит:
– Конечно нет, милая.
Она врет. Они боятся. Боятся того, что Табби что-то сделала. Мы вдруг перестали быть для родителей маленькими девочками, и они перестали понимать, кто же мы такие. Мы живем под их крышей, просим их расчесать нам волосы, позволяем целовать себя на ночь, но что-то изменилось. Мы больше не сладкие куколки. Мы стали мутными, хотя раньше были прозрачными. Прикосновение к нашей коже будто способно вызвать шторм, поэтому они держатся подальше.
Моим родителям нравился Марк. Он был «таким хорошим мальчиком». Таким «вежливым». Естественно, ведь он следовал за Бэком, который не был образцом для подражания, так что Марку было легко произвести на них хорошее впечатление. Бэк никогда не приходил на семейные ужины. Он никогда не жал руку папе и не обещал заботиться о его дочери.
Я нахожу Табби устроившейся на диване за просмотром фильма. Я делаю растяжку рядом со стеной и вижу, что Табби читает с маминого iPad: новую статью. Ту же самую на BuzzFeed[16], которую читали Лорел и Сидни после тренировки. У статьи кликбейт-заголовок: «То, что эта девушка сделала после ссоры со своим парнем, вас шокирует».