– Да, Марк знал. Он сказал мне, что Табби трахается у него за спиной. Извините, спит с другим. Вы понимаете, о чем я. Марк хотел найти этому доказательства.

– И тут появляешься ты.

Я начинаю ненавидеть Стюарта за то, как быстро он набирает обороты. Чем больше я нервно потею на стуле, тем комфортнее он себя чувствует.

– Наверное, можно и так сказать. Я о том, что Марк лишь попросил меня присмотреть за всем.

– То есть шпионить за Табитой?

– Не шпионить. Просто, если я что-то увидел бы, то должен был дать ему знать.

– Получается, ты никогда не следил за Табитой Казинс. И никогда не следовал за ней до дома.

Все не так. Я не следовал за ней до дома. Я просто увидел ее сидящей позади Бэка на его байке. Он оставил ее в начале улицы. Я был в своей машине, медленно двигаясь по улице, стараясь оставаться незаметным. Бэк Резерфорд и его дурацкие длинные патлы. Он даже шлем не надел, но зато надела она. Они не поцеловались, но я уверен, что ему этого хотелось, потому что он остался стоять, провожая ее взглядом, пока она не скрылась за дверью своего дома.

Я тоже за всем наблюдал. Я написал сообщение Марку, чтобы сказать, что она была с Бэком. Мне хотелось самому ей все высказать, постучать к ней в дверь и спросить, что она делала с другим, когда у нее есть парень, который так чертовски сильно ее любит, что готов был ради нее на все.

Марк ответил сразу: «Спасибо, чувак. Я поговорю с ней».

Я едва не швырнул свой телефон. «Я поговорю с ней?» Он был таким спокойным, таким собранным. Мне хотелось переехать этого хмыря и его байк. Но, наверное, именно в этом было отличие между мной и Марком.

– Нет, – отвечаю я, глядя Стюарту прямо в глаза, представляя его на месте жертвы, а не хищника. – Я никогда за ней не следил.

Стюарт меняет тему, складывая руки перед собой в замок.

– Основываясь на наших данных о том, где был Марк, ты был последним человеком, который видел его живым. Если не считать Табиты. Чем вы с Марком занимались в то утро перед походом?

– Я же уже все вам рассказывал. Мы пошли завтракать в ту кафешку, в которой обычно ели, когда еще учились в школе. Она все такая же, – я не знаю, зачем я добавил последнюю часть. Почему-то мне показалось, что важно уточнить эту деталь. «Рита» не изменилась, хотя изменились мы. Все тот же размякший французский тост, все те же пропитанные маслом бекон и яичница.

– Вы говорили о Табите? Марк не показался тебе взволнованным, злым или еще каким-то?

Меня уже обо всем этом спрашивали в самом начале. Я сказал нет, и то же самое я повторяю сейчас. Он был в своем обычном настроении. Он взял завтрак, в котором много белка, и съел все до последней крошки. Марк никогда не выбрасывал еду.

Я сказал нет, но это было не совсем правдой тогда, и сейчас ничего не изменилось. Было кое-что, что он сказал мне. Кое-что, что все меняло. Но я не могу об этом рассказать Стюарту. Я никому не могу об этом рассказать.

Я понимаю, что Стюарт мне не верит, и я также понимаю, что он превращается во врага. Теперь он на ее стороне. На стороне Табби. Она каким-то образом втерлась к нему в доверие и теперь окутывает его ложью, словно какой-то болезнью. О Табби следует помнить следующее: ее яд, или что бы там ни было, настолько вкусный, что ты понятия не имеешь, что тебя медленно убивают, пока не становится слишком поздно.