– Не смогла, – пробормотала принцесса, скорее для Совы, чем для Бериота.

Но та не обратила внимания, встав и холодно улыбнувшись сыну.

– Бериот, дорогой, переходи к делу.

Он нахмурил брови, несколько секунд глядя на мать, а затем резко отвел взгляд, вероятно, вспомнив, что так она могла читать его эмоции. Советник прошелся по комнате, затем спросил:

– Эддарион продемонстрировал мне свой дар. Это правда, что ты тоже таким обладаешь?

Повисла небольшая пауза.

– Я намеренно затеял этот разговор в присутствии принцессы, чтобы у тебя не было возможности солгать мне и заставить поверить в свою ложь, – пояснил он, видимо, предположив, что Сова пыталась придумать, как выкрутиться.

Она фыркнула:

– Поверь, у меня всегда есть возможность солгать. Только с тобой, сын мой, я ею никогда не пользовалась. Из всех людей с тобой я всегда была честна.

Бериот яростно шагнул к ней, его глаза горели гневом.

– Насчет Норта тоже?

Сова выдержала его взгляд, даже не вздрогнув, когда он приблизился. А вот Омарейл стало не по себе. Принцесса не ожидала такой эмоциональной реакции от вечно холодного Советника.

– Насчет Норта тоже, Бериот. Ты, вероятно, не помнишь, но я никогда ничего не говорила тебе про него. Твой отец и тетя сообщили новости. Я же ни разу не обмолвилась о том, что случилось.

Он тяжело задышал, его пальцы конвульсивно сжали воздух.

– Какая находчивость! – процедил он сквозь зубы.

Советник снова прошел к окну, силясь усмирить гнев.

– Ваше Высочество, когда вы узнали от Эддариона, почему моя мать сделала предсказание, и осознали, что напрасно жили в башне все это время, что вы испытали?

Сова устало вздохнула. Омарейл же, чуть подумав, ответила:

– Сперва опустошение и обиду, наверное. А потом, наоборот, – надежду, что я могу что-то изменить. Раз дело было не в предсказании, значит, и гражданская война нам не угрожала.

Госпожа Дольвейн недовольно убрала с лица мешающую прядь: