Эту профессию она приписывала себе всякий раз, когда хотела сохранить в секрете настоящую. Во всяком случае, если бы с ней заговорили о книгах, у нее хватило бы знаний поддержать разговор.

— А… Лично я читать не люблю. Моя подружка все пытается меня к этому приохотить, но я никак. Начинаю скучать, едва открываю книжку.

— Это потому, что вы еще не нашли ту, которая вас увлечет.

— А ваш муж разделяет вашу страсть к книгам?

— Я живу одна.

— Угу: одинокая, библиотекарша, не хватает только пластиковой цепочки, удерживающей на вашей шее очки, а то получился бы портрет образцовой старой девы!

Это одиночество, над которым насмехался Йен, Грейс выбрала, чтобы выжить, и дорожила им. Но даже если подобные замечания ранили ее, она не обижалась на молодого проводника. Он же не мог знать…

Грейс ответила ему в том же тоне, надеясь, что он не станет развивать эту тему:

— А еще у меня есть кот, который целыми днями мурлычет на моих коленях.

— Да ну?

— Ну да!

— Извините меня, — сказал Йен, поняв, что зашел слишком далеко. — Я не хотел быть невежливым.

— Да ладно, все нормально.

— Я слишком увлекся, вообразил себя остроумным и…

Грейс остановилась. У нее не было ни малейшего желания всю оставшуюся дорогу обсуждать свою жизнь. Она посмотрела молодому проводнику в глаза и повторила с намеком на угрозу в голосе:

— Я же сказала: все нормально.

Оробев, Йен опустил голову и дальше пошел молча.

Долгое время слышались только свист ветра в вереске и звук их шагов по подмороженной траве или их скрип на примерзших камушках.

— Вы слышали вчера вечером глухой шум? — наконец спросила Грейс, перешагивая через ручей.

— Нет… какой шум?