Книги

Поселок Просцово. Одна измена, две любви

22
18
20
22
24
26
28
30

Вызвала на дом и жена Сергея. Я был шокирован сделавшейся с ней метаморфозой. За полгода она высохла вполовину, лицо из радушно-радостно-красно-огонькового стало тускло-восково-бледно-безразличным. Жаловалась она на панкреатитные боли. Я отсоветовал хлебать самогон и назначил спазмолитики с ферментами. На первую часть моего совета она горько ухмыльнулась, причём максимальная горечь её ухмылки локализовалась в изгибе, направленном в сторону блудливого мужа. Сергей был холоден и, казалось даже, подчёркнуто равнодушен к складывающейся в семье ситуации. Создавалось впечатление, что умри его жена от пьянки, он бы (по крайней мере, внешне) никак не показал, что сколько-нибудь расстроен. На вонючей т-й автостанции я однажды повстречал их дочь. Она направлялась куда-то в профессионально-провинциальное учебное заведение и излучала, как и прежде, жизнерадостность, а по отношению ко мне даже что-то навроде кокетства. По всему было видно, что она эмоционально отмежевалась от родительских неурядиц и вполне погрузилась в свою собственную жизню.

Кататься с водилами порой было страшно. Однажды Сашка завёз меня на «буханке» в кювет, благо не столь уж отвесный, чтобы нам с ним травмироваться. При этом он не то чтобы не был в состоянии адекватно рулить, а именно разудало по-цирковому бравировал. Было такое ощущение, что вся его жизнь, молодого ещё, энергичного мужика, сводилась исключительно к поиску пойла. Если он сливал бензин, то не для того, чтобы снести прибыток в семью, а чтобы взять где-то банальный очередной «пузырь». Он не скрывал этого от меня и даже гордился своим поведением. Как будто ты настолько богатырь, насколько способен добыть и на грудь принять. Например, если он вёз меня в село Степановское, то, пока я обслуживал вызов, не сидел со скучным кроссвордом на коленях, а бегал по селу как жизнерадостный пёс, и к моему возвращению уже имел в трепещущих ладонях пол-литровую банку браги. Предлагал мне. Я, побуждаемый ностальгией по институтско-колхозным временам, отпивал пару глотков, преодолевая брезгливость не столько по отношению к самой браге, сколько к Сашкиным грязным рукам и этой его прохиндейской манере вечного пойло-добытчика. Сашка залпом выпивал остальное, засовывал порожнюю банку в масляную сумку под локтем, дёргал свой рычаг, выруливал, проезжал двести метров, потом тормозил, распахивал дверь, выблёвывал всё, только что выпитое, на дорогу, бодро захлопывал дверь и, как ни в чём не бывало, ехал дальше.

Пришла с челобитной жена Коли, соседа. Коля третью неделю пребывает в жёстком запое, но вызывать наркологическую бригаду категорически отказывается. «Доктор, помоги, чем можешь». Я прошёл в сени хозяина яблоневого сада. Коля, здоровенный детина, разбросался в постели безобразно-беспомощно. Глаза бычьи, кровавые, недобрые. Тут было всё гораздо серьёзнее, нежели у мэра, совсем не интеллигентно и вовсе не до юмора, даже деревянного. Иногда Коля ревел и отмахивался руками. Попахивало «белой». Я соответствующе уморщил рот и объявил, что не возьмусь такое капать, здесь уже нужно нечто специализированное. Но меня ухватили за руки. Мол, выпиши что-нибудь хотя бы успокаивающее.

— Ведь третью ночь не спит, мучается…

— А сколько самогону в день уходит?

— Бутылки три, доктор!

— Ну-у-у!.. Ну вот чем я вам помогу?! Транквилизаторы при запое противопоказаны. Аминазин тоже. Здесь надо постоянную капельницу, полный отказ от вина, да руки-ноги вязать. А я что сделаю?!

— Доктор, ну неужели ничего не сможешь? Что же делать?

— Что-что?.. Вызывать наркологическую бригаду.

— Он отказывается, ни в какую!

— Всё равно же придётся, куда денетесь!

— Ну а сейчас-то что?..

Коля зарычал и разметался. Жена пустила слезу:

— Смотри, как его крючит!

— Ох-х. Ну ладно. Давайте уколю «релашкой» на свой страх и риск. Но потом вызывайте.

— Ладно, доктор, коли, а там посмотрим…

Достал из несессера красивую лимонную ампулку. Уколол. Ну а что? Побочки никакой не случилось, но и легче не стало. Так и пришлось везти в К… через пару дней. Пока яблони в его саду давали свой бело-розовый чарующий цвет.

Снова лезли в глаза контрасты. Умиротворение и шепчущая нежная красота расцветающей природы раннего лета и человеческое смрадное, опустившееся безобразие. Трава на лужайке перед амбулаторией выклюнулась и окрепла, но ещё не сделалась зрело-зелёной, ещё пропускала сквозь себя золото солнца и сочилась бриллиантами росы. Соловьи и малиновки прогнали ворон и заполонили округу безмятежным пением. И вот в этот раёчек врывается молодой небритый багровый мужик из Котова, перекусивший в похмельном эпилептическом приступе себе язык, мечется неистово и голосит невнятно. Подбегает ко мне, открывает окровавленный рот, в бездне которого дрожит на тонкой бледно-розовой блестящей склизской ниточке малиновый кусок недооткушенного языка, захлопывает его, выбегает во двор на солнечную росисто-радужную лужайку и мечется по ней, отбиваясь руками от невидимых чертей. А они гонят его обратно в Котово, в ад, где ему нальют спасительный стакан, он забудет про боль, оторвёт надоевший болтаться во рту кусок и бросит вон. А соловьи, умолкшие на мгновение от криков страшного мужика, вновь запоют-засвиристелят-защёлкают, и солнце продолжит свой неуклонный ласковый дрейф среди веток липких тополей, плавающих в благоухающем свежем ветре. Что ж ты пьёшь, мужик, до такого ужаса, из земного рая устремляясь в ад боли, мерзости и скудоумия?

Вызвала женщина с жалобами на кровавую рвоту. Пока шёл, в моей дифференциально-диагностической голове закрутилось сочетание слов «Маллори-Вейсс». Ну как же, а что ещё тут ждать? Угадал. Бледная. Несмотря на своё скотообразное состояние, женщина пыталась от меня скрыть своё пристрастие к вину.

— Был ли чёрный стул?