Глава 9. Гости

«И пришли к нему все братья его, и все сестры его, и все прежние знакомые его, и ели с ним хлеб в доме его» (Иов 42:11, перевод Макария).

В июне, когда лето совсем стало летом, к нам стали наведываться гости. Алина тоже иногда бывала по неделям, в затишье перед сессией. Не помню, в какой момент она рассчиталась из травмпункта, — возможно, как раз где-то в это время, потому что в августе, в мой отпуск, мы отправились к морю, а в сентябре она уже устроилась работать в Просцово.

Однажды приехали все четверо родителей, вместе с моей двоюродной сестрой Снежаной и её мужем Анатолием, военным летчиком, и с их детишками. Анатолий был бодрым, энергичным и простым; при этом он умудрялся любить и технику, и рыбалку. Они с Вадимом отвезли нас всех купаться на непонятно каким образом найденный маленький лягушачий пруд где-то за Степановским. Я не купался. Мне было что-то брезгливо. Зато мама учуяла грибной лес, через ржаное поле, налево от дороги на Степановское. И правда, смотались и нашли там штук 8 белых. На другой день пошли основательно, но урожай был не то, чтоб очень значителен.

Потом приехала Алёна, Алинина сестра, и провела у нас несколько дней. Она не очень тогда торопилась завести себе парня; доучивалась в медицинском колледже и, кажется, ей нравилось проводить с нами время. В целом, с ней было не то что интересно, а скорее забавно. Помню, пролился короткий, но сильный летний дождь, и мы отправились в парховский лес, к озёрам, и набрали там, в удождённой бликовой жаркой траве, кучу подберёзовиков. Было весело и приятно. Потом мы с Алёной сидели на скамье перед домом и смотрели на нашу кучу дров (их бы надо было сложить в поленницу, но я не торопился). Я почему-то заговорил с Алёной о «Битлз». Услышав, что «Битлз» когда-то были очень популярны, Алёна вдруг ошарашила меня простодушным вопросом: «Это как сейчас "Иванушки-Интернешнл"?». Я-было покатился со смеху, но, взглянув на Алёну, вдруг потерялся: а ведь она действительно не понимает! И как же ей объяснить? С другой стороны, в груди моей клокотал уколотый Алёнушкиным простодушием битломан. Но, при этом, то же самое её простодушие не позволяло мне и взбурлить. В результате, я ответил просто: «Нет, гораздо более популярны». Но Алёна не унималась: «А почему?». Ну что ей, всю историю рок-н-ролла рассказать (при том, что я и сам не очень-то хорошо разбирался в ней на тот момент)? Как-то и смазалась тогда та беседа. Я подумал, кажется, что всё равно этой наивной, бойкой девчонке ничего не докажу: ну и пускай в её глазах битлы будут как иванушки, она же всё равно не стремится по жизни каким-то там меломаном быть!

Как-то после обеда я усадил сестрёнок на пол учиться играть в преферанс. Вдвоём в преф же не поиграешь, а тут как раз возможность приобщить Алину, жену мою, к приятному интеллектуальному отдохновению. Но объяснить преф, пожалуй же, ещё сложнее, чем объяснить бедной Алёне, чем битлы от иванушек отличаются. Мне казалось, я внятен, последователен и лаконичен в объяснениях. Но кончилось лишь тем, что сестрички заскучали. Когда я на минуту на что-то отвлёкся, я краем уха услышал зловещий шёпот Алёнки на ухо Алине (передразнивающий мою специфическую, загадочную преферансную терминологию): "Валет где-то сиди-ит". Я понял, что этот час я потратил не просто впустую, а абсолютно впустую. Не то чтобы я в тот момент пожалел о том, что рядом нет Поли и, скажем, Шигарёва, но я любил интеллектуальные игры и хотел, чтобы моя жена хотя бы в какой-то мере разделяла эту любовь. Интересно, что даже тогда я не потерял надежды когда-нибудь, может быть, под другое настроение, приучить Алину к преферансу, не понимая, что Алинин мозг не просто не принимает всех этих мозголомок, настолько приятных мне и довольно многим другим мужчинам, но он их отвергает. Мне не хватало тогда ума на то даже, чтобы банально проанализировать не то что общепопуляционный, но даже свой собственный опыт! А вывод из этого анализа сквозил вполне элементарный: подавляющее большинство женщин не просто равнодушны к шахматам и преферансу, а даже эти игры их просто-напросто раздражают. В связи с этим мне вполне бы мог прийти на память тот-самый эпизод, когда девушка Якова Бермана (ещё до Аниной эры, не помню её имени), ворвавшись однажды в его комнату в общаге и увидев, что мы там серьёзно сосредоточены над преферансной партией, и отметив, что мы на неё, на такую красивую даму, уже минуты две или три внимания не обращаем, схватила роспись партии и размашисто нарисовала поверх неё той же самой синей ручкой мужские гениталии. Помню, Шигарёв тогда стал сокрушаться (в основном из-за испорченной росписи), Яков же, с задумчивой масляной улыбочкой принялся рассматривать рисунок, — подозреваю, что в тот момент он просто испытывал внутреннюю гордость за то, что имеет счастье обладать такой эксцентричной и яркой, с непредсказуемо-красивыми поступками девушкой. По большому счёту, из всех женщин, которых я знал, только Поли, моя уже теперь бывшая жена, с удовольствием могла играть в преферанс (но, опять же, не в шахматы).

Государев тем летом тоже заскочил как-то раз. Помню, вышло обсуждение, что бы такое сделать на обед. Алина предложила овощи. «О, овощи!» — восторженно округлил глаза Государев. Меня всегда немного забавляла эта его манера вдруг без всякого намека на иронию восхищаться какой-либо разновидностью пищи, зачастую самой обыкновенной. Пока Алина ходила в огород, у нас зашёл почему-то разговор о её кулинарных способностях. Майкл ими восторгался, а я считал, что, например, моя мама гораздо вкуснее готовит (и, возможно, уже тогда я думал так потому, что готовка для мамы была удовольствием, а для Алины — скорее бременем; впрочем, папа заверил меня, когда у нас вышел однажды подобный диалог, что всё дело в сковородке). Но Майкл был не согласен. В этом аспекте он прямо-таки готов, казалось, был вырасти стеной за Алину. Я пожал плечами.

Вечером мы сидели вдвоём с Государевым на всё той же скамейке и смотрели на всю ту же груду дров. Зашла речь о Мишкиной личной жизни. Выяснилось, что в настоящий момент он глубоко развил отношения с Викой Слезновой. Я с этой Викой учился, кажется, на 5-м. Я был не в восторге от неё. Она была какой-то тихой-самойсебенауме. К тому же плоскохуденькая и на полголовы выше Майкла. Но Майкл был серьёзен, а это было серьезно. Поэтому я просто покивал со слегка выпяченной нижней губой. Мне вдруг стало интересно, верны ли были слухи, что Майкл добился-таки плотской связи с Настей Семёновой. Эта девушка была даже на голову выше Государева; она была очень эффектная, хотя, на мой взгляд, слегка наивная, возможно, — до некоторой глуповатости. Меня даже одно время тянуло к ней в сугубо сексуальном смысле, и я тоже лез к ней целоваться по пьяной лавочке, но был отвергнут. Возможно, поэтому, — из ущемлённой гордости, а не из праздности, — передо мной столь живенько всплыл этот интимный вопрос. Государев и тут сохранил серьёзность и лаконично поведал мне, что да, связь была, но Настя блюдёт себя для мужа, а посему связь была такой, к которой надо бы было готовиться, чтобы потом не испытывать определенной брезгливости. Мне было странно. Про себя я думал то ли с досадой, то ли с задумчивым дивлением: как же все перемешано в этом институтском котле; кто только с кем ни попробовал, и как это всё скрыто и до противного полуморально!

Видимо, я так долго любовался моей грудой дров, что в конце концов самогонопотребители (уже другие) не смогли этого вынести и заявились. «Давай, — говорят, — доктор, мы тебе поленницу сложим; и всего-то за цену двух бутылок». Я заглянул в кошелек, махнул рукой и молвил: «Кладите!». Интересно, что члены этой новой партии просцовских пьяниц оказались более сдержанными. Они попросили полцены только в середине работы, и за бутылкой отправились не к Сергею, а в некое другое место. «Что ж, — пришла мне в голову горькая мысль, — здоровая конкуренция — признак здорового общества».

Вдруг, ближе к концу лета, возникли Яков с Аней. Не помню, каким образом мы перехлестнулись с ними в К… Выяснилось, что Берманы вовсе не против побывать у нас в гостях в Просцово (тем более что пошли грибы, а Яков страсть как любит грибалку). И даже они отвезут нас на своей машине! Я подивился машине. Как оказалось, Аня была не из бедной семьи. Спустя лет 15, потеряв многих (в том числе Берманов) из виду, я спросил однажды Государева, мол, как там Яков и Анька, не развелись? На что Государев со свойственным ему напускным комичным пафосом ответил: «Куда денется бедный еврейский мальчик от богатой еврейской девочки?!» (Впрочем, время рассудило иначе.)