В общем, я виноват во всём и шаман из меня, как из говна конфетка. Не, а то, что я без году неделя, как стал шаманом, и что меня никто никогда не учил воевать, и что я действовал, только положившись на чутье и удачу — в расчёт не бралось. Виновен, и всё. Когда я, с трудом ворочая языком, огрызнулся, что там были постарше и поопытней орки да гномы, мои возражения были внимательно выслушаны, и мне сообщили, что нечего на других пенять, коль у самого морда кривая.
Причем такая процедура повторялась каждый божий день: сначала проходила аннотация с упором на мою косорукость и некчёмность, затем начинались теоретические занятия по-оркски. Старик мне рассказывал о чем-либо, а затем задавал вопросы, и каждый неправильный ответ тут же карался на месте. Мой нос стал как картошка и болел нещадно, но кого это волновало. Старик бил и приговаривал: в бою, дескать, больнее будет.
Тоже мне, нашелся великий педагог. Но одно могу сказать — когда он садился и начинал свой урок, мне приходилось сосредотачиваться и внимательно слушать. Да и посох, оказывается, обладал волшебным способом стимулировать внимательность. А как он тренировал память!
Теперь понятно, как наши предки изучали два-три иностранных языка и могли наизусть цитировать библию целиком. Оказывается, тут всё дело было в педагогических способностях учителей, у которых в руках были розги. С такой методикой обучения лучше десять раз подумаешь, чем списать уроки. А о том, чтобы не выполнить задание и не заикались бедные дети. Так и мне — науку, можно сказать, вбивали через нос, ввиду моего состояния. Ага, если бы не моя немочь, попробовали бы вбить в меня науку таким способом. Эх, если бы не “бы”. А, ладно, что вздыхать, вот выздоровлю, и кое-кому припомню все щелчки по носу.
Время шло, плавание было однообразным, вот все и развлекались моим обучением. Благо, ученик не мог сбежать и отмахиваться от учителей, и все с удовольствием смотрели на мои мучения. Ко мне, было дело, даже сунулся Дуркин, учить меня правилам торговли и как правильно продавать свой товар. Пришлось ставить на место зарвавшегося юнца.
— За сколько ты сможешь продать, скажем, деревянный молоток у нас на корабле? — спросил я его, когда в очередной раз сунулся ко мне.
— Ни за сколько, он здесь никому не нужен, — уверенно ответил он.
— А если я продам его, скажем, за золотой? — позевывая, спросил я.
— Его никто не купит за такую цену, на торгу за монету можно взять таких с десяток, не торгуясь. Если только ты с кем-нибудь договорился, то можно, конечно, — спохватившись, с подозрением посмотрел он на меня.
— Давай поспорим?! — предложил я ему. — Кто из нас продаст молоток за большую цену.
— Лучше гномов, как продавцов я никого не знаю, но я с тобой на деньги не буду спорить, — не поддался он на провокацию.
— Я поспорю, — вклинился в разговор Борг, опираясь на костыль (тот самый орк-ветеран, что потерял ногу на острове и катался со мной на тачанке). — Ставлю десять медных монет, хоть какое-то развлечение, — добавил он с загоревшимся глазами.
— Я тоже ставлю десять монет, — неуверенно произнёс Дуркин.
— Мою ставку в двадцать монет примете? — крикнул кто-то из уцелевших моряков.
— На что ставишь? — спросил я его.
— На то, что ты не сможешь продать его за золотой, — уверенно произнес матрос.
— Ставка принята. Так, против меня сделали ставки Борг, Дуркин, ну и этот матросик. Кто ещё? — предложил я гномам, оркам и людям.
Народ вначале неуверенно, но потом всё более активно стал делать ставки на мой проигрыш. За учётом, кто сколько поставил, взялись следить Дорг и Кро, причём они сами не стали делать ставки, а только посмеивались. В самый последний момент Дуркин, как только увидел, что все ставят против меня, решился и поставил пять золотых. Отыграться решил. Когда его дядя брал деньги у племянника, скрежет зубов слышали все. А я таких ставок не ожидал. Думал поиздеваться немного над горе-учителем и всё, хотел в шутку молоток продать своему отражению. И что теперь делать? Я стал лихорадочно соображать, деньги проигрывать не хотелось, ну, и плюс авторитет, а вариант с отражением теперь точно не прокатит.
— Всё, все сделали ставки, — вывел меня из задумчивости Дуркин и протянул деревянный молоток.
— Народ, тут прошёл слух, что один молодой шаман хочет купить вот этот молоток за два золотых, но мне самому не с руки продавать ему. Кто хочет купить у меня инструмент? — Выдал я перл, надеясь на человеческую жадность и на то, что хоть кто-нибудь не захочет со всеми меня наказать.