Попович разговаривал с кем-то, когда к нему подошёл Пачаев, который, не обращая внимания на говорящих, протянул космонавту альбом и выпалил:

– Подпиши свою фотографию!

Тот посмотрел на Пачаева, но сказать ничего не успел.

– Постыдись! – отчитал его Пачаев. – Эти люди работают у нас, помогают нам, а ты не нашёл и минуты, чтобы оставить свой автограф. Все дали, кроме тебя. Некрасиво.

Мы не застали Гагарина в живых. Ещё до нашего приезда он погиб, и ходили о нём разные слухи, в числе которых была легенда, что погиб Гагарин по пьянке. Напившись с комполка одной из авиационных частей, они вдвоём взлетели и разбились в лесу. А как разбились, и до сегодняшнего дня никто правды не знает. Гагарин любил выпить и как-то в Крыму, напившись, попал в аварию. Как мне помнится, на брови над его правым глазом выделялся приличный шрам. Тогда Гагарин остался жив, но постоянно искал приключений – и нашёл. Мы побывали в кабинете Гагарина при Доме офицеров, и у меня сохранилась его фотография. Полковник Пачаев стал комендантом после гибели Гагарина, и ему уже при нас было присвоено звание генерала. Обмывать это звание досталось и нам. Мне довелось видеть Николаева и Терешкову. Вместе я их никогда не видел, и, по рассказам жены Пачаева, они не любили друг друга. Даже в кино они сидели в разных местах. Мать Терешковой постоянно гуляла с внучкой.

В один из зимних дней в самолёте мы познакомились с двумя учительницами, держащими путь на конференцию. Хохотушки и кокетки, они быстро привлекли наше внимание, и после недолгой беседы они были готовы отказаться от конференции и ехать с нами. В гостинице одна из них разместилась у меня, а другая – в комнате Кости. Началось с ресторана. Прилично выпив, мы вернулись в номера, и, кроме секса, наши женщины не смогли увидеть ничего другого. Но они были довольны тем, что отметились в Звёздном Городке. Мы проводили их к электричке и обещали встретиться с ними в Киеве.

Из гарнизонного магазина из каждой нашей поездки я привозил в Киев много разных вещей по заказам приятелей и знакомых. Не забывал я и себя, приобретая импортные предметы одежды.

В Институте гражданской авиации к проекту, кроме Олега Дранченко, был прикреплён какой-то доцент. Однажды этому доценту довелось посмотреть в смету договора и увидеть нашу зарплату. Сердце его дрогнуло от зависти, и он рассказал об этом своему приятелю – работнику ОБХСС. Через пару дней в ГВФ опечатали все сейфы и наложили арест на документацию. На наш счёт перестали поступать деньги. Началось следствие, и на сей раз делом занялся уже знакомый нам Ячменёв. Услышав мою фамилию, он загорелся уж в этот раз что-нибудь найти и насолить мне. Но на этой проверке он оказался в очень трудном положении по причине того, что вся документация для работы была секретной, а технология исполнения работ являлась нашим патентом. И на сей раз, для того чтобы на наш счёт начали поступать деньги, мы прекратили работать и доложили начальству о срыве сроков поставки из-за задержки денег. Прошла пара недель, и на счёт снова стали поступать деньги. Прикопаться к расценкам ревизор не мог. Не смог найти в этом уголовного преступления, но материал перевёл в следственные органы. Все люди, которые были зачислены на работу по изготовлению макета, были мной тщательно проинструктированы. Каждый знал только то, что делал, но не больше. Люди были знакомы с местом работы по изготовлению макетов, но никто не знал технологию.

Мы продолжали монтаж оставшихся макетов параллельно, участвуя (кроме меня) в проводимом следствии. Все вызванные люди дали чёткие показания, а Костя не собирался открывать следователям технологию. Расценки, которыми пользовался я, были самыми минимальными.

И вот однажды на следствие был вызван один из ребят, Игорь Толстых, который рассказал мне следующее:

– Следователь спрашивает меня о чём-то, и вдруг в комнату к следователю заходит Ячменёв и с криком сообщает, что он нашёл.

– Что ты нашёл? – спрашивает его следователь.

– А вот посмотри. Сделали они восемь макетов, а деньги выбрали за десять.

Посмотрел на него следователь и говорит:

– Дурак ты, <…> твою мать! Они сделали десять, а деньги выбрали за восемь.

Расстроился Ячменёв и ушёл. Крутили, вертели следственные органы и, ничего не обнаружив, закрыли дело. Ну а доцент за проявленную бдительность был уволен с работы.

Мы закончили все работы и получили причитающиеся нам деньги. Я заказал в магазине Звёздного Городка машину «Жигули», только появившуюся на дорогах, уплатив наличными четыре с половиной тысячи рублей. Через месяц мне позвонила директор военторга и сообщила, что машину можно получить на складе. В ноябре 1971 года я получил «Жигули», и мне предстояло перегнать машину в Киев в мороз, по заснеженным дорогам. Это был мой последний день пребывания в Звёздном Городке. Пачаев подарил нам с Костей значки городка, и мы простились. Костя и Олег уехали прямо в Киев, а я не мог себе позволить уехать, не попрощавшись с Лёней. Я ему позвонил, и мы договорились встретиться.

В Подлипках я подъехал к заводу и вызвал Лёню к проходной. Попрощались. Я получил много напутственных слов.

– Я уверен, что ты устроишься, – сказал мне Лёня.

Мы обнялись в последний раз, я глянул на него и уехал.