– Ну тогда выйди и не мешай мне работать.
– Или вы выдаёте документы для получения зарплаты, или я иду в Союз и раздую ваше поведение в прессе, – сказал я. – Проверяйте что угодно, но зарплаты не смейте задерживать!
Наш разговор начал переходить на повышенные тона, и, когда он меня оскорбил, я открыл рот и поставил его на место. Ячменёв попытался вытолкнуть меня за двери кабинета начальника клуба, но очутился за ней сам. Он стоял один, а в комнате собралось много сотрудников, и каждый из них был свидетелем. Припёртый к стене, он согласился выдать ведомости и печать для оформления зарплаты.
Прошла пара недель. Мы всем коллективом обедали в общественной столовой. Зашёл Ячменёв, осмотрел всё вокруг. Увидев меня, он подошёл к моему столу и спросил, не возражаю ли я против его присутствия. Сидя рядом со мной, он начал разговор о работе мастерской, упомянул о большой прибыли в клубе, о множестве договоров и прочем. Я подтвердил сказанное им и добавил, что на сегодняшний день есть нагрузка и мы много работаем, чтобы заработать. Деньги, мол, сами не приходят. Это было начало. Продолжая разговор, он поинтересовался, чем занимается сын начальника клуба. Развить дальше мысль я ему не дал и заметил, что сын работает с февраля и принят на работу как рабочий, а не как сын. С первого дня парень работает столько, сколько нужно для производства. Он поинтересовался, как мы начисляем ему зарплату. Мол, ему только девятнадцать лет. И тут я ему заметил, что зарплату начисляют не по возрасту, а за проделанную работу. Я посоветовал Василию Ивановичу записать его чувства в акт, но больше ничем я помочь ему не могу. Он ещё раз попросил меня перед уходом сообщить ему, если что-нибудь случится. Я ответил, что не уверен в том, что найду что-нибудь полезное для него, но посоветовал ему не терять надежды и искать. Кто ищет, мол, тот всегда найдёт.
Возвратившись домой, я рассказал отцу о случившемся в клубе. Услышав фамилию Ячменёв, отец назвал его сволочью. Ячменёв был членом парткомиссии, когда отца исключали из партии, и всё за то, что он критиковал партийные органы. Теперь я знал, кто такой Ячменёв.
Глава 17
Ревизия закончилась в марте 1968 года. Долго копался Ячменёв в бумагах и, конечно, при составлении акта не пропустил отметить случаи нарушения финансовой дисциплины. Речь шла, например, о неправильной расценки макетов Бориспольского аэропорта, где следовало доплатить к зарплате за изготовление по четыреста рублей за каждый макет. Была ещё пара макетов, где нужно было доплатить, и это всё. Больше ему ничего выявить не удалось.
Такой акт, как правило, поступает в ОБХСС, и начинается следствие. Вызывали меня, начальника клуба, начальника цеха. Всё и вся крутилось вокруг макетов, где была недоплата. Долго длилось следствие, и в конце концов дело было передано в суд, который назначил первое заседание на 2 ноября 1969 года. Перед судом я познакомился с адвокатом моего приятеля, Израилем Израилевичем, и он попросил меня взять выписку из приказа о зачислении меня на работу. Я получил такую выписку, где было указано, что принят на работу как макетчик шестого разряда со сдельной оплатой труда. Ячменёв в акте везде подчёркивал, что сметы составлял я, и на следствии я не отказывался от того, что составлял сметы.
На суд пришли начальник клуба, бригадир и я. Мы трое проходили по этому делу. Началось судебное заседание. Судья спросила, есть ли у защиты какие-либо комментарии или дополнения.
Встал мой адвокат Израиль Израилевич. Он подошёл к судье и протянул ей выписку из приказа. Судья почитала выписку и сообщила, что из-за недостаточности улик дело передаётся на доследование. Ко мне подошёл Виталий, обнял меня и сказал:
– У тебя всегда была светлая голова.
Израиль Израилевич, улыбаясь, похлопал меня по плечу и сказал, что другого материала им не найти, и это значит, что преступление это будет квалифицировано как ошибка, а администрации придётся выплатить недостающие суммы денег. Это конец.
После всех перипетий я решил открыть свою мастерскую по изготовлению макетов. Для этой цели я связался с начальником клуба ДОСААФ фабрики имени Розы Люксембург. С ним я иногда связывался при надобности оформить заказ. Договориться с ним было легко: он страстно относился к деньгам. Так я получил имя с расчётным счётом и бухгалтера. Оставалось найти помещение. И его я нашёл на Подоле, на улице Юрковской. Это были две комнаты на первом этаже. Я уплатил управдому и вселился. Работая в гараже, я как-то познакомился с двумя ребятами с завода «Точэлектроприбор». По специальности они были инструментальщиками. Контрольную работу они выполнили хорошо, и я предложил им уволиться с завода, если они хотят заработать деньги. Оборудование я взял в клубе. Оно не числилось за клубом, а покупалось за наличные деньги. После суда в мастерской клуба никто не остался.
Итак, мастерская была, рабочие в мастерской были, не хватало лишь работы. Мне необходимо было дать знать о себе, и я, приобретя справочник высших учебных заведений, выписал адреса и разослал письма. Первым заказчиком был Мытищинский завод синтетического волокна. У них на заводе должна была проходить выставка, и они заказали два стенда, демонстрирующих технологический процесс получения синтетического волокна. По смете, сделанной мной, заказ этот вышел на четыре тысячи рублей чистыми плюс командировочные. Материалы – заказчика. Чтобы иметь представление о работе, я поехал в Мытищи. Меня встретила завотделом внедрения новой техники. Она показала последовательность процесса, и я получил нужную мне документацию. По приезде в Киев я разъяснил ребятам работу, и лёд тронулся. Но одного заказа могло хватить на несколько месяцев, и я стал бегать по различным учреждениям, где меня знали и где не знали. Вот так, в бегах, я попал на начальника отдела безопасности 5-го автобусного парка междугородних перевозок. Находился этот парк в районе Дарницы. Меня пригласили к директору парка, и у него в кабинете состоялось собеседование. Он хотел установить в диспетчерской электронное табло с номерами автобусов, а на выезде – прибор, на котором водитель при выезде должен отбивать карточку, в то же время на табло в диспетчерской должна загораться лампочка под номером выезжающего автобуса. Я обещал дать ответ, посоветовавшись с электронщиками. Их я вызвал к себе, рассказал, что именно от нас хотят, и дал время подумать. На письма мои стали приходить запросы. Но, вопреки всему, самым выгодным заказом стал заказ Министерства автотранспорта УССР на макеты правил дорожного движения. Я принёс в отдел безопасности движения макет размером шестьдесят на шестьдесят сантиметров, выполненный на чёрном оргстекле. Макет очень понравился, и приказом все гаражи и учебные комбинаты обязали пробрести такие макеты правил дорожного движения. Посыпались заказы, и выгодные они были тем, что они были однообразные. Каждый макет, изготовленный из материала заказчика, стоил восемьсот рублей.
Я встретился с электронщиками, они согласились на работу и назвали свою сумму. Я ничего им не сказал и решил поговорить с начальством парка. В принципе нам предстояло сделать лишь табло, а вся остальная работа – это электроника. Я назвал в парке сумму пять тысяч рублей. На зарплату следовало сделать различные начисления. Общая сумма составила десять тысяч рублей. Долго я ждал от них ответа, и наконец они позвонили и попросили приехать.
Мы заключили договор, подписали его и смету, и ребята приступили к работе, но предварительно я договорился с ними о зарплате, которая составила две тысячи пятьсот рублей. Все были довольны. Мои ребята спустя три месяца работы купили себе мотоциклы «Ява» с колясками. Ожили ребята. Однажды я имел с ними разговор и предупредил, чтобы они не вздумали жадничать, ибо жадность может нас разлучить. Всё у меня с ними было открыто, кроме одного: это десять процентов от каждого заказа, которые я платил наличными начальнику клуба или в другие места, где мне давали заказ. Все хотели заработать.
В Художественном фонде я был близко знаком с Константином Степановичем Зинченко, скульптором по пластмассе. Ему я подбрасывал работу, когда работал в клубе, и продолжал давать работу, когда стал работать самостоятельно. Мы сдружились, и я частенько посещал его дом.
В мастерской всё шло прекрасно до тех пор, пока я, вернувшись как-то в мастерскую, не был встречен вопросом одного из моих ребят. Он для храбрости выпил и поинтересовался, почему в смете стоит одна зарплата, а получаем мы меньше. Я объяснил им, что, во-первых, ничего от них не скрываю и потому все сметы лежат открыто на столе. Во-вторых, мы получаем и кушаем через клуб, поэтому мне приходится платить за эти услуги десять процентов. Я предложил им подсчитать самим. Всё стало ясно.
– Теперь, когда всё ясно, – сказал я, – мы с вами расстанемся. Я вас предупреждал о жадности. Уж коль нет у вас веры в меня, мы дальше работать не сможем. Заканчивайте заказ с Мытищами.
Ребята долго меня упрашивали, обвиняли друг друга, но я стоял на своём. Заказ мы закончили, отвезли его на завод и установили. С заказчиком рассчитались. Я, в свою очередь, рассчитался с ребятами, и они ушли.