Поезд минул Житомир. Оставалось совсем немного до Киева. Меня всегда охватывало лёгкое волнение, когда я подъезжал к городу, с которым был очень связан с детства. Красивее Киева я за свои двадцать четыре года не встречал. Я был очень доволен беседами с солдатами, и это давало надежду на благополучное завершение задания, впервые возложенного на меня как на офицера.
Киевский вокзал. Тридцатиминутная стоянка. Наш вагон не отцепили, и мы продолжили свой путь. Черкассы ждали нас. Колонна автомашин выстроилась рядом с вокзалом. Солдаты разместились в машинах. Проверив наличие состава, колонна направилась к военному городку. Чистые, убранные казармы ждали солдат. После бани они выглядели как новички. Нас вызвал начальник штаба дивизии. Мы доложили о выполнении задания. Перед нами положили разнарядку, и ясно вырисовалась картина, сколько и куда придётся солдат передавать. Все оставались в Киевском округе, кроме восьми человек, следующих в Приморский округ, в морфлот. Эта группа солдат, наиболее отличившаяся в преступлениях, решением начальства должна была попасть в самые отдалённые войсковые части, и в эту группу входила компания Шишкевича, а также ещё трое человек. Я оказался в затруднительном положении, ведь я обещал Шишкевичу помочь остаться служить в пределах Украины. И мне ничего не оставалось, кроме как попробовать поговорить с начальством и объяснить важность того, что сделал для нас Шишкевич и его компания. Начальник штаба очень внимательно выслушал меня и разрешил взять инициативу на себя, то есть на моё усмотрение произвести распределение привезённых солдат. Я остался доволен этим.
Жить в гостинице или на территории городка я не хотел и поэтому снял неподалёку комнату на одного в частном доме.
Начались холода. Пришла зима, запорошив поверхность земли сначала тонким, а позднее толстым слоем пушистого снега.
Мне как киевлянину досталось распределить пятьдесят двух солдат по разным частям в пределах Киева. Более месяца мне пришлось жить и бездельничать в ожидании разнарядок от войсковых частей. Практически я ничего не делал, но зарплату получал и питался, пользуясь всеми благами штатного офицера. Я часто выходил из дома и, прогуливаясь, любовался красотой зимы. Деревья, сбросившие с себя листву, стояли в белоснежном одеянии скучные и молчаливые. Природа затаила дыхание, но улицы были заполнены детьми и взрослыми. Люди трудились, создавая снежных баб, украшенных соломенными шляпами и морковками во рту, а некоторые из них были даже с шарфами на шеях, с щётками или мётлами в руках. Насколько скучной была природа, настолько весёлыми были люди. Смех и крики веселья заполнили зимний вакуум грустившей природы. На пригорках – кто на санях, а кто на других предметах – люди спускались вниз, кувыркались в снегу и, разгорячённые, с румянцем на щеках, взбирались вновь на вершину, а затем опять спускались. Радости их не было предела.
Я стоял рядом с домом и смотрел на развлекающихся людей. Вдруг крупный снежок попал мне в спину. Я оглянулся и увидел двух молодых женщин. Они смеялись от меткого попадания. Долго не раздумывая, я тоже слепил снежок, запустил им в одну из женщин и попал. Я слепил ещё один и приблизился, чтобы бросить, но услышал умоляющий голос:
– Не надо, я боюсь.
Мы стояли совсем рядом, и я мог различить черты лица каждой из них.
– Вы здесь живете? – спросила одна из них и, не дождавшись ответа, добавила, что и она тоже живёт в этом доме.
– Вы дочь хозяев? – спросил я.
– Нет, я снимаю комнату, как и вы.
Мы познакомились. Звали её Клава, было ей примерно двадцать пять или двадцать шесть лет. Тёплая зимняя одежда придавала им, с одной стороны, неуклюжесть, скрывая истинные черты тела, а с другой стороны, украшала их. Передо мной были простые, провинциальные девули с румяными щёчками и со сверкающими, полными жизни и радости глазами. Конечно, у них было много любопытства и много вопросов, и я старался удовлетворить их своими ответами.
Клава пригласила меня зайти на чашечку чая. Подруга отказалась и ушла.
Я зашёл в идеально убранную комнату и, конечно, тут же сделал заключение о чистоплотности и аккуратности Клавы. Всё выглядело очень скромно, но к месту. «Это нужно любить, и этому нужно отдаваться», – подумал я. Девушка накрыла стол сладостями, вскипятила воду и пригласила за стол. Я из любопытства поинтересовался, почему она снимает комнату, и Клава рассказала мне небольшую историю своей жизни, поведала о неудачном замужестве – и вот, как результат, она в этой комнате. Клава была родом из Умани, там проживали её родители.
Чаепитие закончилось. Девушка пригласила меня зайти к вечером, и я пообещал, что зайду.
На улице стоял слабый мороз, крупными хлопьями продолжал падать снег. Я шёл по тротуару протоптанной дорожкой, ибо дворники не успевали убирать снег. Прошёлся до вокзала и вернулся домой. В тёплой комнате решил я прилечь и поспать, но стук в дверь заставил меня отказаться от этой идеи. Я открыл дверь и увидел Клаву. Она была одета в облегающее талию платье. Светлые, блондинистые длинные волосы закрывали её лицо, и она то и дело убирала их.
– Почему бы тебе не убрать волосы назад? – сказал я Клаве и, приблизившись, своими руками сделал это. – Вот так.
Моё лицо приблизилось к её лицу, и я услышал её тяжёлое дыхание. Мы оба смотрели друг на друга и чего-то ждали. Кто-то должен был сделать первый шаг, и его сделала Клава. Она закрыла глаза, и её губы коснулись моих, а затем, как бы получив разрешение, мы утонули в сладких поцелуях. Ну а дальше мы нашли себя в кровати и ещё долго отдавались любви и ласкам.
Мы сдружились и довольно часто встречались. Однажды я встретил Клаву после работы, и она пригласила меня в клуб на танцы. Я согласился. Мы продолжили идти, но, когда подходили к дому, Клава оттолкнула меня в сторону и проговорила шёпотом:
– Муж стоит около дома.