Нам предстояло познакомиться с боссом Виктора, который, по словам моего товарища, очень хорошо знал город и, ко всему прочему, очень любил выпить в компании. А Виктор как корреспондент собирал материал о жизни войсковых подразделений и передавал его для обработки в редакцию газеты, своему шефу.
Мне вспомнились былые времена в училище, вспомнилось, как смеялись над Витей курсанты, когда он что-то рассказывал, заикаясь. Я всегда успокаивал его и тех, кто смеялся над ним, а ведь умом своим Витя всегда был намного выше всех смеющихся. Витя ценил мою поддержку и мою помощь в занятиях. Вспомнился и город Мукачево, вспомнили его дядю, начальника штаба горно-стрелковой дивизии, который давал нам верховые лошади для развлечений в свободное время от стажировки. Всё было так близко и так далеко, и это никогда не забудется.
Витя посмотрел на часы и заметил, что слушать меня очень приятно, но он должен удалиться. Ему предстояло присутствовать на занятиях в каком-то танковом полку. Мы договорились встретиться вечером в баре офицерского клуба.
Мы подошли к полукруглому прилавку, за которым сидели офицеры в форме и гражданской одежде. Рядом с каждым стояли бокалы с пивом или другие спиртные напитки. Я подумал, что идея создания бара принадлежала не нашим властям, скорее всего, все это получено от немцев. Именно им присуще такое заведение, а не советскому офицерству. Но оккупация есть оккупация, и у неё есть чему поучиться нашему офицеру, который мог сравнить жизнь в Советском Союзе с жизнью на оккупированных территориях Германии. Правда, условия эти оправдывали себя и тем, что офицеры находились в герметичной изоляции, им запрещали выход в город. Эти три года пребывания в Германии для советского офицера были очень похожи на три года ссылки без права выезда.
Мы заказали пиво. Прежде мне не приходилось пить пиво не советского производства. После того как я попробовал немецкое пиво, я с уверенностью мог сказать, что есть пиво намного вкуснее «Жигулёвского». Было приятно смотреть на искрящийся бокал прозрачного. Говоря откровенно, советское пиво по сравнению с немецким – помои.
Мы поиграли в биллиард. Заказали ещё по бокалу пива. В помещении стало теплее, и я не мог понять, от чего именно потеплело, то ли от пива, а то ли от усердной игры за биллиардным столом. Но, как бы то ни было, мы заказали ещё по бокалу и, закончив, отправились немного прогуляться.
Виктор вспомнил, что у него в комнате есть неоткрытая бутылка шнапса, и пригласил нас к себе. Он поставил бутылку на стол, а сам пошёл за стаканами. Я же из любопытства взял бутылку в руки и стал читать написанное на этикетке на немецком языке. Зашёл Виктор, поставил стаканы на стол и, повернувшись, задел меня за плечо, чтобы привлечь моё внимание к стаканам. Бутылка выскользнула из моих рук, упала на паркетный пол и разбилась. Ребята стали успокаивать меня. Виктор зашёл в туалет и вернулся оттуда с полотенцем. Мы с Олегом собирали осколки разбитой бутылки. Моё внимание привлекло белое пятно на полу, потом стали появляться ещё пятна от шнапса. Витя промокнул те места, где был шнапс, но пятна остались. Я заподозрил что-то нехорошее, и решили мы доложить коменданту о происшедшем.
Подполковник зашёл в комнату, подошёл к месту, где разбилась бутылка, и, глядя на пол, сказал, что теперь он знает, почему госпитализировали капитана. Он предположил, что капитан напился этой водки. Мы передали ему осколки от бутылки, собранные в газету. Он тут же позвонил в магазин, приказал снять с продажи шнапс и отправить его на анализ.
– Ваше счастье, что вы не успели выпить, – сказал комендант и поблагодарил нас за сообщение и за проявленную бдительность. – Особый отдел разберётся с этим и найдёт виновных.
Мы ошарашенно глядели друг на друга.
– Нет худа без добра, – сказал я. – Нам просто повезло.
Дом офицеров. Огромное объявление с перечнем запланированных мероприятий, среди которых важное место занимали лекции на политические темы и, конечно же, на тему успехов в развитии передового народного хозяйства. Снизу было написано, что явка обязательна. Ну и если кто-то посмеет не побывать на лекции, то ему придётся пройти собеседование с политработником, и тот уж не постесняется прочистить мозги прогульщику:
– Значит, вы не интересуетесь жизнью государства, вам безразлично, что происходит в стране и в мире. Для вас готовят лекции, посылают лекторов, затрачивают громадные средства [это действительно было так], а вы позволяете себе не прийти. Вы превращаетесь в обывателей, а наш народ обывателей не любит.
Придумывать причину отсутствия бесполезно, это может только усложнить и без того непростую обстановку.
Я столкнулся однажды с таким политработником, и уйти от него было очень трудно, но я ушёл, и ушёл я с достоинством, ибо цитировал ему тезисы коммунистического устава, заученные мной в училище наизусть. Я удивил его своей политической начинкой, хотя хорошо знал, что в жизни она мне нигде не пригодится. Всё это нужно было им, чтобы поставить ещё одну птичку в длинном списке мероприятий КПСС.
Мы лежали на своих кроватях и беседовали о разном, что нас окружало, о своих впечатлениях. Я спросил Олега, задумывался ли он когда-нибудь о себе как о личности или о гражданине, о том, что он собой представляет.
– Нет, не задумывался, – ответил он.
– Вот и призадумайся. Мы с тобой солдаты, кадровые офицеры армии, и учили нас жить и думать по написанным законам или уставам. Что ж, нам с тобой и жить этими уставами. А вот проявить личную инициативу нам можно только в исключительных условиях: в боевой обстановке. Личная инициатива твоя похоронена. Я помню, когда мне исполнилось шестнадцать лет, меня пригласили в милицию, в паспортный отдел. И, поверь ты мне, что с того самого злополучного дня начались в моей жизни проблемы. Пятая графа – «еврей» – не везде стала нормально восприниматься некоторыми людьми. А затем – прописка. Поставили штамп в паспорте – приковали меня к месту, и попробуй изменить это. Очень и очень тяжело. Так что, с одной стороны, я приобрёл удостоверение зрелого человека, с другой стороны, ты закован, и на тебе пометки, выраженные в графах паспорта. Так где же конституция, обеспечивающая свободу личности, свободу передвижений в стране? Приехал ты в другой город и обязан прийти в милицию, временную прописку сделать, а то, если дворник или кто другой донесут на тебя, в лучшем случае могут оштрафовать, а то и посадить за нарушение паспортного режима, то есть отправить на принудительные работы по постройке химических заводов или других предприятий. Ведь это дешёвая рабочая сила, а страна строится, крепнет и развивается. Вот и вопрос напрашивается: стоит ли взрослеть и получать паспорт гражданина? А выборы в Верховный Совет как проводятся? Право выбора дали, а использовать его ты так, как хочешь, не можешь. Не пойдёшь голосовать – не беда. Один-два раза агитаторы придут, и, если не проголосуешь, не беспокойся, птичку за тебя поставят. Ведь советский народ очень активный в голосовании, и процент голосования в СССР всегда высокий: где-то девяносто восемь процентов. Сто процентов не может быть, ибо скажут со стороны: демократии нет. Отец мой брал все паспорта и, только чтобы не тарабанили в дверь, шёл на участок, показывая свою активность и голосуя за всех членов семьи.
Виктор с улыбкой на лице торжественно сообщил, заикаясь, что завтра шеф будет здесь, и обещал сделать вылазку в город в его сопровождении. Оказалось, что и герметически закрытые ворота тоже можно открыть, если найти к ним соответствующий ключ.
Следующий день начался прекрасным солнечным утром. Тишина, лёгкий шелест листвы деревьев и перекликание птичьих голосов говорили о том, что наступил новый день календаря. В открытое окно устремился слабый поток свежего утреннего воздуха, раздувая занавески, напоминающие паруса скользящей по волнам парусной лодки. Я мог часами прислушиваться к голосам разных птиц, пение которых напоминало красивый хоровой ансамбль. Громадные кроны деревьев почти закрывали от золотых лучей солнца стройные здания гарнизонного городка. Я стоял как прикованный и слушал перекличку птиц. Подражая одной из них, я стал насвистывать и получил ответ (по крайней мере, мне так казалось). Природа наделила птиц набором изумительных звукоизвлечений. Диву даёшься, когда слышишь пение иволги, или соловья, или канарейки, чириканье воробья или воркующего голубя в любовных порывах. Я любил слушать и быстро бегающих синичек, и писки ласточек или стрижей, стаями парящих в воздухе. Любил я наблюдать за вереницами летящих в треугольнике гусей, уток и слышать их крякание. А ведь это лишь маленькая частица того, что создала природа, и думается мне, что, если отдать себя познанию и знакомству с природой, окружающей нас, не хватит и жизни человеческой, даже самой продолжительной. Просто нет границ познанию природы, нет ничего богаче её. Порой я ловлю себя на том, что мне нужно быть лесником или просто жить в лесу, быть на природе. Охоту люблю, рыбалку люблю, люблю собирать грибы, ягоды, люблю бродить по лесу, не глядя на часы. Могу бесконечно сидеть у реки или озера: только наблюдай и наслаждайся.