Он смотрит на меня с любопытством, но в его взгляде светится хорошее настроение. Или, может быть, мне так кажется.

— Дерзай. — Что-то внутри меня хочет большего от нашего разговора. Может быть, я хочу, чтобы это закончилось на более существенной ноте, чем то, что телепузику могло сойти с рук убийство. Он говорит: «По». Я говорю: «Тинки-Винки».

Ни один ублюдок не стал бы жить без преступлений, когда Вселенная обошлась с ними так грязно, даровав имя Тинки-Винки.

— Что ты всегда хотел сделать, но никогда не делал?

Резерфорд не колеблется в своем ответе.

— Легко. Я хочу, чтобы меня баловали, как хорошенькую маленькую принцессу.

Я смеряю его пустым взглядом.

— Будь серьезен, Форди.

— Я серьёзен. — Он кладет щеку на ладонь.

— Меня никогда не баловали и не заботились обо мне. И, черт возьми, я хочу этого. — Последнюю часть он произносит как старый южанин.

Грубый комментарий вертится у меня на кончике языка, но он снова смотрит на меня этими глазами, теми же глазами, которые вынудили меня позволить ему остаться, и я знаю, что в его признании есть нечто большее. Итак, я проглатываю это и одобрительно киваю.

— Это справедливо. Нереально и, вероятно, никогда не произойдет, но сердце хочет того, чего оно хочет.

— Пожалуйста, воздержитесь от своей поддержке. Я не могу вынести этого всепоглощающего энтузиазма.

Я машу рукой в воздухе движением, похожим на поклон.

— А как насчет тебя? Что ты всегда хотела сделать, но никогда не делала?

Я на мгновение задумываюсь, ломая голову в поисках ответа, который не был бы тем, что вертится у меня в голове. Но когда проходит дюжина секунд, а никакой другой мысли в голову не приходит, я отвечаю честно.

— Кемпинг.

— Ты никогда не ходила в поход?

Я качаю головой.

Он разглядывает меня и ухмыляется.