Все еще держа вилку в одной руке, я свободной рукой провожу по ее телу. Я запускаю пальцы под ее халат и под рубашку, провожу ими вверх по ее талии, пока не достигаю груди, ее соски становятся твердыми. Ей это нравится. Я провожу большим пальцем по упругому соску и полностью обхватываю его, приятно сжимая ее грудь, наслаждаясь тем, как она помещается в моей ладони.
Она использует обе свои руки в своих интересах и заставляет себя исследовать меня, проводя пальцем по выпуклостям моего пресса. Я напрягаюсь, показывая мышцы тем способом, который, похоже, нравится парням и девчонкам, мышцы достойные обморока. Она хихикает мне в губы, и я не могу не улыбнуться в ответ, на мгновение прерывая пьянящий темп нашего поцелуя. Мы сразу возвращаемся к этому, и когда она перестает ласкать мой торс, она проводит ладонями вверх и вниз по моим рукам, вместо этого восхищаясь их силой.
Как раз в тот момент, когда я собираюсь запустить руки в ее трусики, чтобы прощупать почву, Рэйвен шипит и яростно шлепает меня по ногам, эффектно прерывая поцелуй. Я взвизгиваю и отстраняюсь от ее владелицы и смотрю сверху вниз на ревнивую кошку, направляя весь свой гнев на нее за то, что она прервала нас. Мириам делает два шага в сторону и тянется за спину, чтобы схватиться за стойку.
Ее губы распухли, покраснели и увлажнились, глаза остекленели, дыхание затруднено. Я вспоминаю развратное выражение ее лица, когда она кончила мне в рот, и мой член подергивается в моих спортивных штанах, предвкушая перспективу, возможность, снова овладеть ею.
— Черт, — это все, что она говорит.
Я прочищаю горло и поправляю неровные завязки на моей толстовке.
— Да. Извини за это, — чтобы снова не лапать ее, я выкладываю готовый ломтик на тарелку и готовлю второй.
— Просто хотел поцеловать тебя этим утром.
— Все хорошо. Не нужно извиняться. Это было, — она проводит пальцем по губам, уголки которых слегка приподнимаются, на ее лице застыла приглушенная страсть, — мило.
Я корчу гримасу.
— Мило?
Мириам пожимает плечами, озорно, как всегда, и соблазняет меня, посасывая нижнюю губу. Я не из тех, кто действует, основываясь на воспринимаемых жестах, но от того, что она делает, у меня покалывают кончики пальцев. Я сглатываю, немного робея, немного взволнованно и слишком готовый действовать в соответствии с тем, что кажется обоюдным желанием.
— Здесь важна семантика, — говорю я, не сводя глаз со сковороды.
— Итак, что я хочу знать, так это то, что когда ты говоришь «мило», ты имеешь в виду мило или ты имеешь в виду чертовски эффектно?
Она отвечает не сразу, мучая мое любопытство. Когда она успокаивает меня, это делается в шутливой провокации.
— Я почти уверена, что имею в виду просто мило.
Я роняю вилку и поворачиваюсь к ней лицом. Она прислоняется спиной к стойке, в ее дразнящих глазах игриво пляшут огоньки. Мои руки находят опору на ее полных бедрах.
— О, дорогая. Это нехорошо. Вовсе нет.
— Это не так?