Мирон слушал внимательно, и в мыслях уже зрели варианты решения. Но сейчас была ночь, и сделать хоть сколько-нибудь необходимое для Насти он не мог.

– Я много чего понимаю, но этого знать не могла. Я не провидица, чтобы читать во сне никогда не виданные документы. Ничто этого не предвещало. Я выплатила долг. Мы нотариально заверили факт выкупа половины и всё оформили в Росреестре. А несколько дней назад Слава позвонил и сказал, что подселит на законную половину гастарбайтеров, так как ему нужны деньги. И проблема в том, что он действительно может это сделать. Я даже двери боюсь кому-то открывать…

Настя зло уронила руки на стол и, положив на них голову, выдохнула:

– Господи, откуда берутся такие моральные уроды?!

Мирон сурово молчал. Разное и в его жизни случалось, часто сталкивался с недобросовестными людьми, но унижать и запугивать женщину, с которой тебя связывали не просто отношения, а несколько лет брака, родить ребёнка втайне от жены и бросить её – это предел мужского бесчестия.

– Ты предпринимала какие-то действия?– тихо спросил он.

– Какие действия?!– подняла голову она и снова ссутулилась.– Я уже неделю бегаю по разным инстанциям. Того нотариуса уже нет в живых, а журналы с регистрацией сделок отсутствуют. Мне отказывают в срочном рассмотрении вопроса, потому что закон на их стороне. Сказали подавать апелляцию… Но сколько я буду ходить по судам и сколько ещё потрачу? Я же знаю, что Слава покупал квартиру. Мы вместе были в Росреестре, но его документов у меня не осталось. И я не знаю, как это доказать…

Настя ещё больше ссутулилась, словно потеряла силы себя держать, и поставила локти на столешницу. Соединив ладони и уткнувшись в них носом, она продолжила:

– Сейчас всё упирается в одно огромное но! Я не могу нанять адвоката, а даже если найму, не факт, что докажу свою правоту, а пока буду решать вопрос, меня выселят. Съёмное жильё не смогу себе позволить… Ко всему этому отцу внезапно потребовалась платная операция, за ним и матери поплохело. Оба до сих пор на восстановительном лечении. На всё это ушёл новый кредит. Если вернусь в родительский дом, то не смогу зарабатывать и закрывать долги – и в их посёлке, и поблизости нет высокооплачиваемой работы!

Настя умыла лицо ладонями, сжалась вся, а потом просто уронила руки, повела плечами от напряжения и неподвижным взглядом замерла на Мироне.

– Как оказалось, в моём списке знакомых нет никого, влиятельнее тебя. Пойми меня правильно: я не денег прошу. Если бы могла кому-то заплатить за решение этой проблемы, в лепёшку расшиблась бы, но нашла любые деньги. Я чувствую, что правда на моей стороне. Но… у меня нет выходов на таких людей, и силы вот-вот закончатся. А у таких, как ты, есть серьёзные связи, знакомые, друзья… Ну… а если нет, то, может, ты, в конце концов, дашь дельный совет…

– А иначе ты бы ко мне не пришла,– хмуро щурясь, заключил Мирон.

Настя прикусила нижнюю губу и коротко кивнула.

– Я никогда не прошу помощи, но сейчас просто безвыходная ситуация…

Она снова опустила глаза и сжала губы, будто не хотела о чём-то говорить, но не могла не сказать.

– Понимаешь, это очень серьёзно коснулось не только меня…– сдавленным голосом начала Настя, но запнулась и зажмурилась.

Мирон больше не мог смотреть, как ей больно, хотя она и пыталась это скрыть. Он поднялся и на ходу прервал её:

– Есть документы, подтверждающие твоё право?

Она подняла голову и посмотрела на него с тревожной надеждой, а потом немедля полезла в задний карман джинсов.

– У меня есть сканы…