. — Вы слышите? «Обвиняется в подстрекательстве»! — с громким смехом объявил сидевший поблизости адвокат, который прислушивался к их разговору. — В том, что он подстрекал народ против правительства Векерле!

Все вокруг повернули к Енё головы.

— Перестаньте! — выкрикнул кто-то в углу. — Через час господину адвокату придется защищаться, он достоин, пощады.

Фараго бросил уничтожающий взгляд на толстяка, подавшего последнюю реплику. Он напоминал священника, от его слов веяло каким-то елейным ехидством, он важно восседал, окруженный большой свитой. Фараго казалось, что толстяк давно уже не спускает взгляда с Енё.

— Это прокурор Элемер Балаш, он выступит обвинителем на процессе моего брата, — прошептал Эрнё на ухо Фараго. — Змея подколодная, гнусный карьерист и большой дурак.

— Разве я не прав, господин Ландлер? — обратился Балаш к Енё.

— Вы меня спрашиваете, господин прокурор? — засмеялся Енё. — Что ж, успокою вас, моя собственная защита доставит мне не больше хлопот, чем защита других невинных людей. Впрочем, огромное облегчение для моей бедной головушки в том, что вы тоже будете присутствовать на суде.

— Почему облегчение? — в недоумении уставился на него прокурор. — Я выступлю с обвинением против вас!

— Именно поэтому.

Енё попал не в бровь, а в глаз. Все засмеялись. Прокурор не сумел скрыть смущения. В его свите зашептались.

— Кто с ним сидит? — спросил Фараго.

— По-моему, служащие прокуратуры и судейские чиновники, — ответил Эрнё. — Никогда не видал такого скопища королевских прокуроров.

«Вот кто они такие! — негодовал про себя Фараго. — Что-то здесь замышляется. Неужели все они будут участвовать в сегодняшнем процессе?»

— Почему их так много? — спросил он.

— Они ходят обычно на наиболее интересные судебные заседания.

— Ваше дело, очевидно, чрезвычайно их заинтересовало. — Фараго выразительно посмотрел на Енё.

Тут заговорил широкоплечий высокий мужчина из свиты Балаша, вызывающе глядя из-под густых бровей:

— Господин Ландлер, вас, социалиста, рабочая солидарность не может спасти от суда. Плохо дело, не так ли?

— Вам, наверно, известно, господин прокурор, что понятие «солидарность» было еще в римском праве, — парировал удар Енё, — и означает оно общее обязательство, когда один должен стоять за всех и все — за одного. Если теперь я один выступаю в защиту всех, это и есть настоящая рабочая солидарность.

— Прекрасно. Надеюсь, вы споете нам «Марсельезу» перед тем, как идти в суд? — продолжал тот издеваться.