Во время участившихся уличных рабочих выступлений полицейские расправлялись, как звери, со всеми попадавшими им под руку, даже со случайными прохожими; они уже не били саблей плашмя, они кололи острием. Партия и совет профсоюза вынуждены были создать комитет в защиту демонстрантов и к очередной манифестации вооружили рабочих револьверами и железными палками. Восьмого октября 1908 года небольшие оборонительные отряды как следует проучили полицию. Оружие раздобыл Дежё Фараго и через секретарей профсоюзов раздал самым смелым рабочим деревообрабатывающей и обувной фабрик, а также железнодорожникам. Оставшееся оружие хранили в редакции. Ночью после демонстрации и уличных боев, когда Фараго вернулся домой, к нему явились полицейские. Ни слова не говоря, перерыли все в его комнате. Но в помещение редакции Фараго их не пустил, потребовав разрешение судебного следователя на обыск. Полицейские спасовали. Однако ответственного редактора увели с собой и в полицейском управлении подвергли жестокому допросу. Придя на другой день в редакцию и увидев, что в комнате Фараго все перевернуто вверх дном, Армии Гараи сразу понял, что произошло, и перепрятал оружие в надежное место. Через полчаса нагрянули полицейские с постановлением судебного следователя. Они могли теперь сколько угодно обыскивать помещение редакции. Гараи тут же бросился к Ландлеру, чтобы сообщить ему о случившемся, а тот, не медля, отправился в полицейское управление. За неимением улик Фараго и другие арестованные были освобождены…
Неожиданно в передней раздался звонок, сопровождавшийся громким стуком в дверь. И редакция газеты «Мадяр вашуташ» снова превратилась в театр военных действий. Списки из ящика Гараи немедленно перекочевали на кухню, в стоявшие на холодной плите кастрюли.
Хотя стук был нетерпеливый и тревожащий, на сей раз пришел посетитель, от которого нечего было утаивать.
— Товарищ Бокани… — успокоенно проговорил ответственный редактор.
Как забавно, приход одного из партийных лидеров отчаянно напугал их. Ландлер и Фараго рассмеялись. Но Бокани не спросил о причине их веселья, даже нахмурился.
— Мне надо сказать несколько слов товарищу Ландлеру, — заявил он и, схватив того за руку, потащил в комнату Фараго. Закрыв дверь, он сразу перешел к делу. Его интересовало, какое решение может вынести суд.
— Похоже, что завтра, дорогой товарищ, мы будем превозносить тебя как нового мученика рабочего движения, — сердито набросился он на Ландлера. — Так?
— Надеюсь, что нет. Закон на моей стороне. И я должен во что бы то ни стало победить.
Бокани смотрел на него широко раскрытыми глазами, от полных уверенности слов Ландлера его гнев немного остыл. Вчера вечером во время беседы с партийными лидерами речь шла о деле Ландлера, и редактор газеты «Непсава» Эрнё Тарами сказал, что Ландлер в своей статье перегнул палку, а поскольку он юрист, то вряд ли сделал это случайно: ему просто хочется попасть за решетку и ценой страданий увеличить свою популярность. А на вопрос собеседников: «Зачем тогда вы опубликовали его статью?», пожав плечами, ответил: «Он вынудил меня».
«Наверно, по другой причине вынудил его к этому Ландлер», — вздохнув, подумал сейчас Бокани и, забыв о нападках редактора «Непсавы», успокоился.
— Черт побери! Если уж так получилось, надо победить, ясное дело. Но тут есть и отрицательная сторона. Мы твердим беспрестанно о классовой сущности суда, а потом вдруг буржуазный суд оправдывает тебя, выступившего против министра… Но суд тебя все-таки не оправдает.
— Должен оправдать, потому что правительство совершило явное беззаконие. Разоблачение незаконности постановлений правительства — юридический и политический вопрос принципиального значения. И большое дело, если суд меня оправдает и заставит МАВ заплатить компенсацию уволенным железнодорожникам. И не только ради этого надо выиграть дело. Пойми, «Непсава» не случайно опубликовала мою статью, хотя можно было предвидеть, что из-за нее конфискуют весь номер.
Бокани слушал его, откинув назад голову. Бросив на Ландлера выразительный взгляд, он пробормотал себе под нос:
— Ты, должно быть, стукнул кулаком по столу в редакции.
— В «Непсаве», как тебе известно, люди не робкого десятка, их не испугаешь тем, что стукнешь кулаком по столу.
Взволнованный Бокани так стремительно подался вперед, что под ним затрещал стул.
— Объясни тогда, почему опубликовали статью. Почему же?
— Потому что им надо было исправить одну роковую ошибку. Или по крайней мере не усугублять свою вину. Ведь прошлой осенью, когда правительство распустило Венгерский союз железнодорожных рабочих, профсоюзный совет разоружил движение железнодорожников.
Он подробно рассказал о том, о чем Бокани слышал лишь краем уха. Поскольку министерство торговли в качестве инспекционного органа не только заглядывает в кассовую книгу и следит за общественной и профсоюзной работой союза, но и пытается ознакомиться с его политической деятельностью, руководители профсоюза предусмотрительно, заранее приступали к созданию Свободной организации железнодорожников, в чьи дела министерство не сможет вмешаться. Они рассуждали так: Союз железнодорожных рабочих правительство распустит, но останется Свободная организация. Однако роспуск профсоюза не повлек за собой демонстрации протеста других профсоюзов и самих железнодорожников, и тогда правительство еще больше осмелело: последовал незаконный декабрьский приказ министра, из-за которого Свободная организация не может продолжать свою деятельность, так как члены ее рискуют лишиться работы. Поэтому необходимо было написать статью в резком, откровенном тоне, крикнуть «Стоп!», прежде чем правительство успеет прибрать к своим рукам газету «Мадяр вашуташ», последнюю опору железнодорожников.
— Теперь за этой газетой кроется целая организация. Мы в более широких масштабах возвращаемся к прежней нелегальной форме борьбы, подписка на газету означает отныне принадлежность к партии, профсоюзу.