Бокани откинулся на спинку стула, едва слышно вздохнул и с горечью подумал: «Вот как обстоит дело». А вчера партийный лидер, редактор газеты «Непсава», говорил, что, по его мнению, движение железнодорожников как арена действий не удовлетворяет честолюбивого Ландлера. Кто-то возразил ему: рабочие любят Ландлера, ласково называют его Стариком. «Я только предупреждаю вас, — заметил Тарами, — дела железнодорожников можно ему доверить, но к общенациональной партийной работе я бы его не подпустил».

— Словом, судьба партийной организации железнодорожников, их движения зависит от сегодняшнего суда, — продолжал Ландлер. — А на железных дорогах работают сотни тысяч людей, и МАВ — единственное государственное предприятие. Самое мощное в Венгрии. Поэтому я говорю: «Железнодорожники — тяжелая артиллерия современного венгерского рабочего движения».

«А-а, вот где сказалось его пристрастие, — подумал Бокани. — Всякий цыган свою лошадь хвалит. Всякий рабочий полагает, что его отрасль самая главная в рабочем движении. Ну, это простительный грех. Впрочем, если Ландлер фанатически предан делу железнодорожников, разве можно говорить, что оно не удовлетворяет его честолюбия?» Вскочив с места, Бокани принялся ходить по комнате. Жестикулируя, горячо возразил:

— К черту тяжелую артиллерию! Железные дороги, возможно, имеют большое значение, ну а тамошние люди? Но скажи, чем хуже железнодорожников мои строители? Ну ладно, не отвечай. Продолжай свое. На что еще способны твои железнодорожники?

— Правительственная политика в железнодорожном деле непосредственно затрагивает жизненные интересы народных масс. Если транспортный тариф не очень высок, сотни тысяч пролетариев спасены от квартирных спекулянтов: они могут, живя в сельской местности, ездить в город на работу. Если увеличат транспортный тариф, в городах развернется спекуляция квартирами. — Бокани, кивая, поддакивал. — И общественное снабжение зависит от МАВ. В Вену, например, из разных пунктов отправляют столько же молоковозов, сколько в Будапешт, а там молоко дешевле, чем здесь. Для некоторых рейсов и товаров МАВ дает транспортные льготы. Перевозка скота в Вену на двадцать пять — тридцать процентов дешевле, чем в Будапешт, и потому говядина в Вене дешевле, чем у нас. Огромные льготы на перевозку за границу домашней птицы, мелкого скота, масла, сала, яиц. Поэтому венгерские яйца в Берлине дешевле, чем в Будапеште.

— Черт возьми!

— Я мог бы привести и другие примеры. Есть еще частные железные дороги, трамвайные предприятия, в правлении которых сидят сорок шесть депутатов парламента. Депутаты помогают государственным мужам приобрести состояние, дают возможность нажиться своим друзьям и сторонникам. Мошенническим путем. Благодаря большим заказам отдельные промышленные предприятия получают многомиллионные прибыли. Мошенническим путем. Я мог бы до вечера перечислять последствия крупных мошенничеств. Нам необходимо бороться. И если движение железнодорожников обладает силой, ты должен признать, что оно и вправду может играть роль дальнобойного артиллерийского орудия.

— Надо обдумать твои слова, — сказал Бокани, теребя усы. — Да что там? Ты, дружище, целиком прав! И я очень рад. Пусть твоя борьба за это важное, прекрасное дело будет успешной. — Бокани взял шляпу, стыдясь в душе, что вчерашняя беседа породила в нем некоторое недоверие к Ландлеру, в котором он когда-то сам открыл будущего социалиста. «В Тарами несомненно говорит зависть. Очень жаль, что мы всего лишь несовершенные люди, а не полубоги, в то время как все мы, все без исключения, сбросив с себя ярмо порабощающего души капитала, должны стать полубогами».

В дверях Бокани спросил, кто будет председательствовать на заседании суда, и, когда Ландлер ответил, что Лео Житваи, с отчаянием воскликнул:

— Ты, дружище, пропал! Одиннадцать лет назад Житваи приговорил меня к году тюремного заключения. Это настоящий зверь!

Бокани ушел, он торопился. А Ландлер так и не понял, почему тот, на правах близкого друга или партийного лидера, завел с ним этот разговор. «Наверно, он просто тревожится за мою судьбу», — успокоил он себя.

Вскоре и Ландлер собрался уходить.

— Товарищ Фараго, — сказал он, — мы можем сегодня вместе пообедать в ресторанчике, знаете, в том, куда вы приносили мне гранки. В два часа я буду там с моим братом… Смотрите, товарищи, не сварите документы в кастрюлях, — напоследок пошутил он.