«Черные вороны» не вернулись в зал. Никто не перебивал его речи возмущенными криками. Но многие аплодисментами выражали свое одобрение.

Присяжные удалились, чтобы вынести приговор.

Председатель объявил перерыв.

Эрнё был уже оптимистически настроен. Фараго, которого не пустили в зал, обливаясь холодным потом, ждал Ландлеров в коридоре.

— Не сердитесь, Старик. Меня захлестнул гнев, бессильная ярость, — сказал он подошедшему к нему Енё. — Я хотел заклеймить всенародно этих правительственных чиновников, разыгрывающих из себя выразителей общественного мнения.

— Не думаю, что плевок — сильное боевое оружие, — Енё строго взглянул на Фараго, но тут же улыбнулся. — Но вы поступили смело, благодарю вас. Боюсь только, товарищ Фараго, не обойдется ли вам слишком дорого этот нелепый фарс.

— Ну, это мы еще посмотрим, — воинственно заявил Эрнё. — Если прокурор в гражданском платье может безнаказанно хулиганить, то, по-своему проучив его, гражданин не совершает преступления.

Тут они заметили, что горлопанов и след простыл. Патриоты в белых манжетах не ожидали встретить такой грубый отпор, и оказалось достаточно одного плевка, чтобы их воинственный пыл погас.

Публику пригласили в зал. Старший из присяжных заседателей, выбранный ими, стоял перед судейской трибуной. Председатель обратился к нему с вопросом:

— Считают ли присяжные виновным Енё Ландлера в преступлении, в подстрекательстве, совершенном на страницах печати, в его статье под названием «Положение вне закона»?

— Мы считаем, что он не виновен, — напрягая голос, ответил старший присяжный.

Председатель огласил оправдательный приговор.

Зал разразился восторженными аплодисментами. Господин в сером костюме, избегая встречи с Енё, один из первых покинул помещение.

Взволнованный Фараго в коридоре узнал, чем кончился суд, и обрадованный побежал куда-то. Пока братья Ландлеры добирались до своей конторы, он успел, связавшись по телефону с секретарем газеты «Мадяр вашуташ», передать нескольким руководителям движения железнодорожников, что послезавтра, в воскресенье, в ресторане «Конкордия» будет отпразднована большая победа товарища Ландлера.

Корреспондент газеты «Непсава» тоже сразу оповестил кого следует об успешном окончании судебного процесса, и когда Енё позвонил в секретариат социал-демократической партии, там уже приняли решение выпустить для железнодорожников плакат с сообщением о приговоре. «Вот как! — обрадовался Ландлер. — Наконец-то поняли, какое важное значение имеет это судебное дело».

В конторе его задержала ненадолго секретарша, чтобы поздравить и передать ему тысячу крон, которые по его просьбе Эрнё взял в банке.

Дома Енё ждали гости. Мать и приковылявшая на костылях теща, госпожа Деак и один из братьев Илоны, рабочий с фабрики на улице Ваци. На радостях все бросились его обнимать. Вдова Хорват никак не могла примириться с тем, что его осмелились посадить на скамью подсудимых. Малышка Бёже, как ему сказали, ни о чем не подозревая, играла весь день. А Илона, увидев, что муж пришел домой веселый, сразу забыла, какая страшная опасность ему угрожала.

— Не хватало только, чтоб тебя осудили! И так ты почти не бываешь дома. Дочка сегодня с трудом тебя дождалась, ей давно пора спать, — посетовала она.

Немного погодя Илона опять завела речь о том же:

— Бёже скоро вырастет и едва будет тебя знать. Ты бы хоть по воскресеньям гулял с ней…