5.10.[19]39

Сегодня утром Дарре приехал ко мне в ведомство и рассказал о своей докладной записке Герингу касательно железной дороги Краков – Станислав – Бухарест. О ее важности поначалу не подумали, теперь же по дополнительному договору получили «разрешение» использовать ее на правах экстерр[иториальности].

Далее разговор коснулся примечательного явления: людей, подчеркивающих важное стратегическое положение Прибалтики, подозревают в партикуляризме. Среди балтов[626] были и, без сомнения, есть партикуляристы, под прикрытием ф[он] K[урселла][627] некоторые господа в Балт[ийском] братстве[628] корчили из себя важных персон. Однако кажется все более очевидным, что меня, пару моих сотрудников, Дарре и пр. им не обойти.

Дарре с чувством глубокого возмущения рассказал об одном эпизоде с участием Риббентропа. Во время прощания с Чиано Д[арре] находился на вокзале. Р[иббентроп] в присутствии д[окто]ра Лея рассказывал Д[арре] о своих московских впечатлениях: русские были очень любезны, он чувствовал себя среди них, словно среди старых соратников по партии!! Это самое возмутительное оскорбление, которое только могло быть нанесено национал – социализму. То, что Р[иббентроп] ничего не понимает ни в большев[изме], ни в н[ационал] – с[оциализме], было ясно всегда. Но то, что он настолько ограничен, чтобы демонстрировать это открыто, показывает, что за типаж выступает представителем фюрера в непростой исторической ситуации.

Сталин произнес здравицу не только за фюрера, но за Гиммлера как гаранта порядка в Германии. Г[иммлер] истребил коммунизм, т[о] е[сть] тех, кто верил в Сталина, а он произносит – без всякой необходимости – здравицу за уничтожителя своих сторонников. Великий человек, как утверждают Р[иббентроп] и его окружение.

Хардер вернулся сегодня из Швейцарии. Ропп запросил Лондон, надлежит ли ему приехать сюда. Ответ его министерства: шовинизм достиг в Англии таких масштабов, что в настоящий момент нет никаких шансов повлиять на ситуацию. Р[опп] пояснил: брит[анские] военно – воздушные силы не могут сражаться «до последнего» – это был бы конец для Англии. После тяжелых ударов, которые ожидаются, авиацию попросят дать собственную оценку происходящему и будут ориентироваться на него. Тогда наступит время вмешаться во имя спасения, дабы не погиб целый континент.

Он конфиденциально сообщил, что его старый друг Дэниэлс[629] является пресс – атташе в Берне и придерживается той же точки зрения…

Значит, здесь все усилия оказались пока что тщетными. Но еще задействован частный канал Геринга в Лондоне. И другой в Вашингтоне. Когда я беседовал в воскресенье с Герингом, он сказал мне: только что здесь побывали американцы. Посланники Рузвельта[630]. Р[узвельт], который в роли голубя мира хочет вернуть себе популярность, налаживает с нами контакт. – Вчера я узнал, как это произошло. Г – н Икс[631], который имел дело и с моим ведомством, получил в Америке возможность наладить отношения с Р[узвельтом] и начать кое-какие политические переговоры. Р[узвельт], как холодно заметил его уполномоченный, нефтяной магнат, преследует собственные эгоистичные интересы: оказаться избранным в третий раз по итогам своей миротворческой деятельности.

Г – н Икс с ответом фюрера (5 пунктов) находится в самолете, летящем в Вашингтон, затем он посетит Париж и Лондон. Новости, возможно, поступят уже сегодня вечером, так что у фюрера будет возможность подкорректировать завтрашнюю речь. Если Лондон получит из Вашингтона настоятельный «совет» заключить мир, удар окажется совершенно неожиданным.

Лондон, однако, находится под влиянием Черчилля…

В остальном я говорил с Герингом о битве за души, которая ведется наравне с фронтовыми, экономическими, пропагандистскими баталиями. Он сразу же понял ее необходимость: «Вы же у нас отвечаете за программу». Я обосновал также необходимость наличия государственного исполнительного органа для обеспечения единства, с чем он энергично согласился и собирается довести это свое мнение до сведения фюрера. Текст формулировки он получил[632]. Он сообщил, что фюрер после последней беседы очень тепло отзывался обо мне: я, по его словам, все же политик, он в разговоре со мной был готов к тому, что придется защищать свои действия.

По этому поводу следует заметить, что я в настоящий момент времени считаю бессмысленным жаловаться на то, что изменить невозможно. Оценка положения заключается не в нынешнем решении сотрудничать с Советской Россией, а в отказе от прежней линии, с тех пор как ф[он] Р[иббентроп] стал нашим послом в Лондоне и там не справился с той задачей, которую должен был решить. Я переслал фюреру кое-какие служебные записки, однако не имел возможности подробно побеседовать с ним, несмотря на многочисленные попытки. С учетом обстановки это решение мне понятно, более того, вероятно, необходимо, поскольку позволяет не отступать. Одно ясно: Москва невероятно продвинулась вперед в стратегическом отношении и упрочит свои позиции в Прибалтике. Поначалу в «опорных пунктах», а затем и повсеместно. Балтийское море, таким образом, не является германским, с севера угрожает, даже господствует Москва. На юге: отсутствие общей границы с Румынией. Пусть бессарабский вопрос отошел на второй план, в будущем и он будет затронут. В качестве плюсов ситуации можно рассматривать раздробление Польши, заселение Западной Пруссии и Восточный Вал на Висле. Само по себе колоссальное облегчение.