2.11.[1938][562]

Франсуа – Понсе написал мне прощальное благодарственное письмо. У него, по его словам, большие шансы в Риме. Он обладает форматом, необходимым для принятия больших решений; время покажет, не сыграют ли с ним злую шутку другие качества, и не станет ли дружба с Рейно[563] источником новых интриг.

СД прислал мне заключительные протоколы расследования по делу О. Шпанна и его окружения. Из них явствует, что эти люди пышут злобой в мой адрес. Они не могут мне простить, что я разгадал их истинные намерения, едва эти господа заявили о себе. Группа сектантов, которая намеревалась внедриться во все партии, бессовестно уверяя в собственном расположении всякое господствующее либо перспективное движение: современные иезуиты. Благодаря моей работе партия была избавлена от такого внедрения. Федер[564], на начальном этапе достаточно влиятельная фигура, не отличающаяся, однако, особой глубиной, попался на эту удочку. Аналогичным образом Ширах недавно увлекся Людвигом Клагесом[565]. Когда я со своей стороны отклонил нападки в адрес Канта[566], это обидело некоторых недалеких господ из р[уководства] м[олодежи] [Рейха], моя речь, обращенная к учителям в Байрейте 27.10, взбесила их. Самонадеянный стиль руководства Г[итлер]ю[генда] обнаруживает в идейном отношении тенденцию к созданию наряду с партией [второй] партии. Неуклюжей и лишенной полноценной способности оценивать происходящее. Ширах только что написал мне дерзкое письмо. Я отписал ему в столь же ясной манере. По большей части молодежь, состоящая в рядах Г[итлер]ю[генда], отличается твердостью позиции и закалкой, да и сам Ширах прежде придерживался твердой позиции и формы. Теперь же его «штаб» занят другим делом – позиционировать его в качестве мыслителя и выработать собственную идеологию. И то, что нынешняя молодежь обращается к философам предвоенного югендстиля (Клагес, Георге[567]), есть не что иное как ирония процесса развития.

[после 10 ноября 1938][568]

Недавно у меня был Гиммлер. Я сам пригласил его, поскольку он и его СС с помощью эсэсовцев в министерствах проникают в сферу моей деятельности, что выходит за рамки достойного похвалы внешнего любопытства. Сначала он рассказал о деле ф[он] Фр[ича] и ф[он] Бл[омберга][569] и дал понять, что сам к этому непричастен. Затем зашла речь о д[окто]ре Г[еббельсе]. Мы сошлись во мнении – этот человек с моральной точки зрения представляет собой тяжелейшую проблему для н[ационал] – с[оциализма]. Г[иммлер] сообщил мне, что относительно спорного дела чешки Б[ааровой][570] заметил фюреру: «Вы знаете, тип таких людей, как д[окто]р Г[еббельс], был мне всегда чужд, тем не менее, я проявлял сдержанность в суждениях. Однако на сегодняшний день этого человека ненавидят в Германии более, чем кого – либо. Прежде мы ругали генеральных директоров – евреев, которые сексуально домогались подчиненных им женщин. А сегодня этим занимается д[окто]р Г[еббельс]. Ясно, что это происходит не по любви, а потому что он – мин[истр] проп[аганды]». – Фюрер пришел в ужас. Я рассказал Г[иммлеру] о случае, о котором мне стало известно от Ге[ринга] (его имя я не упоминал): таких случаев десятки. Женщины одна за другой дают показания о том, что их принуждали. У госпожи Г[еббельс][571] и в гестапо. Часть протоколов я передал фюреру.

Я: Все средства бессильны, фюрер, исходя из интересов государства, предпочел замять дело. Г[иммлер]: Госпожа Г[еббельс] дала согласие лишь на три месяца, она хочет попробовать еще раз. Однако на примирение это не похоже, в январе вопрос будет обсуждаться повторно.

Я: Но Г[еббельс] пишет книгу о фюрере: результат его ежедневного присутствия за одним столом с последним.

Г[иммлер]: Я не думаю, что фюрер даст разрешение на публикацию.

Я: Еврейский погром повредил репутации государства не меньше. Д[окто]р Г[еббельс], руководствуясь общ[ими] распоряжениями фюрера, санкционировал проведение акции от его имени. Приказ Геринга об отмене происходящего пришел слишком поздно. Ущерб, нанесенный народному имуществу, равен объему финансовых средств, собираемых «Зимней помощью» за два сезона: почти 600 миллионов!

Г[иммлер]: Да, а теперь все списывают на других.

Я: За все, что делает Г[еббельс], приходится платить нам. Это ужасно.

Мы были едины и в оценке ситуации, и в оценке личности этого человека. Д[окто]р Г[еббельс] в партии морально изолирован, его презирают. Он показал себя таким, каким я сумел разглядеть [его] еще 12 лет назад. У него нет товарищей, в том числе среди своих сотрудников, лишь ставленники или люди, которых удерживает на их постах долг.

Гёрлицер[572] на днях не смог скрыть оттенка презрения в голосе; Ханке[573] сообщил Урбану, что ощущает куда более тесную связь между собой и мной, нежели между собой и своим боссом. В кругах деятелей искусства царит единодушный гнев. Но в руках Г[еббельса] сосредоточены все рычаги исполнительной власти, и он без зазрения совести использует их с целью прославления своей персоны. Он полагает, что сумеет выстоять и задушить все здоровые начинания.

18.12.[1938]

Украинский вопрос занимает теперь умы всех политиков; каждый полагает, что разбирается в нем. Причем те, кто до недавнего времени не подозревал о его существовании, держатся так, словно изучили его вдоль и поперек – в их числе господин ф[он] Р[иббентроп]. Именно я около 12–15 лет тому назад ввел эту проблему в поле политической борьбы в Германии и произвел [теоретическое] обоснование исторических возможностей. Однако в ведомствах, которые занимались изучением большевизма и проч., до сегодняшнего дня были в ходу совершенно иные представления. В Министерстве проп[аганды] заседали антикоммунисты, однако они являлись сторонниками «единой национальной России» и на протяжении многих лет отравляли жизнь моим сотрудникам всеми мыслимыми способами. 16.12 после обеда у фюрера ко мне подошел Ханке. Он считает, что та деятельность Антикоминтерна[574],о которой его проинформировал Лейббрандт, должна быть прекращена – он лично позаботится об этом и приложит усилия к тесному сотрудничеству. Теперь ему точно известно, каковы соображения фюрера: они в точности соответствуют высказанным мной 15 лет назад… Просветление наступило далеко не сразу.

За обедом ф[он] Р[иббентроп] рассказал о карте, опубликованной в Б[ерлине] и подготовленной группой укр[аинцев]: граница неподалеку от Варшавы. Фюрер заказал ее для себя и задал относительно Украины кое-какие вопросы. – Я направил ему служебную записку, касающуюся конфликта с ОКВ. Оно намеревалось направить в укр[аинское] представительство в Б[ерлине] уроженца Польши. Мы полагали, что там должен работать некто с территории СССР, поскольку мы не можем позволить себе создать впечатление, будто мы сегодня поддерживаем антипольскую украинскую группировку (Ярый[575]). Адмирал Канарис пришел в возмущение: в результате нашего вмешательства его акция может оказаться под угрозой срыва. Ведь это, как он утверждает, его дело – очередная попытка вермахта заниматься чистой политикой в обход абвера, а также попытка оспорить и наши политические компетенции. Интересно, чем закончится эта маленькая, но имеющая характер принципиальной афера.

Три укр[аинских] министра из Карпато – У[краины][576] побывали в моем ведомстве. Я не захотел их принимать. Они были у д[окто]ра Л[ейббрандта] и просили передать мне благодарность от своего имени и от имени укр[аинского] народа, так как именно я указал Европе на укр[аинский] народ.

Д[окто]р Л[ейббрандт] представил отчет о поездке в Рим: Италия также наблюдает за Укр[аиной]. Старый д[окто]р Инсабато по-прежнему активен и склоняет Муссолини защитить карпато – укр[аинцев] от притязаний венгров, которые, заручившись нашей поддержкой, решили, что, смогут вернуть себе былое господство над прочими народами.

1939 год