После съезда партии. 1938. 10.10.1938

Съезд партии в этом году проходил под знаком чешского вопроса. Предвиденная ранее ситуация внезапно обострилась и вынудила фюрера занять жесткую позицию. Несмотря на происходящее, поддерживалась хорошая дисциплина, работа шла твердо и ясно.

Я в своей речи, приуроченной к конференции деятелей культуры[552], зашел настолько далеко, насколько это официально возможно. Папа сколь бесцеремонно, столь и неуклюже высказался по поводу расового вопроса, его радиостанция озвучила грубейшие оскорбления [в наш адрес]. Я набросал недвусмысленный, стилистически выверенный ответ, который был утвержден фюрером без единой поправки. Речь прозвучала очень убедительно, и фюрер демонстративно пожал мне руку. Геринг сказал: «Эта речь – монумент», и попросил себе на память текст – в кожаном переплете.

Еще одна речь, речь для конгресса, посвящена проблеме авторитаризма и свободы. Фюрер пока не читал ее. Он сказал мне: «Ваши речи мне читать незачем, они всегда верно излагают суть вопроса. Что до Геббельса, то мне приходится следить за тем, чтобы он избегал неосторожных высказываний». В завершение своей речи я обращаюсь к теме товарищества, закалившегося в борьбе. Тот, кто посмотрит на сегодняшнюю жизнь, несомненно, увидит, что дух товарищества весьма пострадал. В каждом человеке присутствуют высшие и низшие силы. 1918 год и борьба нашего Движения вызывали к жизни силы жертвенничества, которые не всегда можно отличить от честолюбия. Как бы то ни было, первые преобладали и образовали тот фактор отбора, который позволил A[дольфу] Гитлеру одержать победу. После победы искушение не миновало никого: стабильное положение, власть, карьера, ревность. То обстоятельство, что некоторых на время «захлестнуло волной», можно списать на общее несовершенство – при условии, что позже они вновь смогли обрести себя самих. Однако подлинный моральный дискомфорт стал ощутим тогда, когда в распоряжение безграничного тщеславия были переданы возможности исполнительной власти или когда, говоря иными словами, возможности государства и партии были поставлены на службу самолюбования отдельных лиц. Если бы эти процессы по прошествии некоторого времени были бы остановлены, то ситуация стала бы переносимой. Но если на протяжении нескольких лет этого не происходит, то начинается отравление национал – социализма сверху, что само по себе не может не влиять на низы. Деловой подход и лояльность видятся в такой ситуации как глупость и неуклюжесть, а товарищество – как пережиток прошлого. Если эти «ценности» победят, то наша революция утратит свою моральную пробивную силу, а вместе с ней и мировоззренческую правоту, сколь бы велики не оказались ее политические достижения.

14.10.(1938)[553]

«Temps» сообщает о том, что СССР после моей выставки в Нюрнберге устраивает ответную выставку в Санкт – Петербурге в русской традиции!

О том, как русский народ отверг германизм и прочее господство чужаков. А вот о вторжении евреев никто не проронит ни слова.

Понсе едет в Рим. Начинается организованная работа против нас в среде фашистов и при королевском доме! Ф[рансуа – Понсе] хорошо знает Г[ерманию] – ко лжи будет примешана доля правды, итальянцев попытаются отвадить от нас любыми способами. Потребуется очень большая осторожность.

С ведомством расовой политики сегодня договорились о долгосрочном союзе.

Хедерих[554], типичный спекулянт и вымогатель, наконец-то вылетел из Мин[истерства] проп[аганды]. Давно пора.

18.10.[1938]

Вчера я выступал перед инструкторами гау и районов (660 человек) в Крёссинзее. Отрадно констатировать, что решительный настрой преобладает. Я впервые официально отметил, что н[ационал] – с[оциализм] находится «вне всей библейской традиции». Неистовые несмолкающие аплодисменты. Главный инструктор назвал меня хранителем и созидателем н[ационал] – с[оциалистического] мировоззрения, а сам «Миф» охарактеризовал как библию Движения.

Таким образом, работа, к которой прежде относились с непониманием, ныне увенчалась победой.

Сегодня у меня с визитом был ф[он] Мечер из Будапешта, которого приставили к Дараньи для ведения переговоров. Печально, так как руководство Венгрии проиграло. Невозможно играть три партии одновременно. Канья положился на политиков вчерашнего дня: чрезмерная хитрость – свидетельство нехватки интеллекта. Крестьяне встали сплоченными рядами, а вот объевреившаяся интеллигенция развалилась. Имреди[555], ежедневно посещающий церковь и размягчаемый там, оказался абсолютно несостоятелен. Участвовавшие в предприятии войска уже оставили позади чешские крепости[556], когда им был дан отбой. Один из офицеров от стыда и ярости лишился рассудка. Для Имреди Мечер, этот последовательный друг Германии, перестал быть для Имреди «предателем народа», и вот он уже бросается ему на шею и просит последнего отправиться в Берлин. M[ечер] просил о поддержке в будущих стычках с Римом. «Вы, господин р[ейхс]л[яйтер], Вы один вселили в Рим чувство неуверенности и побудили Рим выступить с фальшивыми заявлениями. Ход истории еще докажет это».

Я посоветовал ему не называть радикальное движение национал – социалистическим. Каждая нация должна выбирать название, опираясь на собственную ситуацию. M[ечер] согласился, он полагает, что можно будет вновь ввести в обиход старое венгерское наименование «защитники расы».

В остальном: абсолютная ориентация венг[ерской] политики на Берлин.

Министр в о[тставке] Янкович[557] прислал из Белграда благодарственное письмо: фильм, который мы сняли о предвыборных поездках Стоядиновича[558] и Я[нковича], имел блестящий успех. – Ст[оядинович] в связи с переносом даты моего визита решил перенести и дату торжественного открытия памятника героям. Я еду в Югославию в начале мая – если не помешают непредвиденные обстоятельства.

Р[уководство] м[олодежи] Р[ейха] пребывает в большом волнении. После того, как имел место факт нелояльности с их стороны, я приказал представлять мне для проверки их журнал, еще до выхода последнего в печать. Переписка с Ширахом стала увертюрой к попытке р[уководства] м[олодежи] уклониться от всякого духовного влияния и придать незрелым философским излияниям отдельных сотрудников официальный статус. Сегодня 23–летние вознамерились учить нас тому, что такое н[ационал] – с[оциалистическое] мировоззрение. Пришло время, чтобы энергично поставить р[уководство] м[олодежи] на свое место. Я уже вижу, что, хотя эту точку зрения разделяют все, заниматься этим снова придется мне. То, что приветствуется позитивными силами в Г[итлер]ю[генде], то, с другой стороны, пытаются свести на нет исполненные ярости «дипломатичные» выскочки. Литературная несдержанность начинает отрицательно влиять на репутацию Г[итлер]ю[генда]. Невозможное произведение Мёллера[559] «Закат Карфагена» ф[он] Ш[ирах] охарактеризовал как вспышку гениальности, в ответ М[ёллер] называет его певцом, куда более крупным, чем Гёльдерлин[560]. – Жаль Шираха. Некогда он был человеком с сильно развитым чувством формы, его стихи отличаются емкостью и отточенностью стиля, однако нынче он плавает в опасных водах. То, что он смог издать мёллеровского «Фюрера» именно так, свидетельствует о его пребывании в таком периоде развития, которому я ради его же блага должен буду настойчиво противодействовать.

Геббельс и и Ш[ирах] хотят навязать «З[акат] Карф[агена]» театрам (Берлин, Вена); все, к чему прикасается Геббельс, становится бесформенным. Гауляйтер Вагнер[561], Карлсруэ, во время представления ушел из театра и спрашивал меня после о моих впечатлениях. Они совпадают с его мнением. Ошибку может совершить всякий, эксперимент может провалиться, однако от имени ведомства преподносить народу отвратительное смешение стилей как гениальное творение значит усилиями нашей «пропаганды» в очередной раз обременить умы [лишней] ношей.