— Я хочу осмотреть больную. Дайте лампу в кабинет. — Профессор как будто не слышал этих слов. — Дайте же лампу, я говорю.
Все снова вошли в кабинет. Офицер сдернул с Тани колпак и отшатнулся в изумлении Потер свой здоровый глаз и вновь уставился на девушку. Наконец его лицо перекосилось в улыбке.
— А-а, прекрасная Берта Шлемер! Какая удача! Она еще жива? Какая удача! Взять! — скомандовал он солдатам.
— Не троньте, не позволю! Ее нельзя трогать, — запротестовал профессор, дрожа всем телом. — Мое дело лечить. Я всех лечу. — Дрожащей рукой он совал офицеру справку
Офицер схватил бумажку, разорвал ее, бросил клочки на пол и повторил:
— Взять!
Профессор загородил собою Таню:
— Не позволю! Не имеете права! Это кощунство…
Офицер молча подошел к профессору, выхватил пистолет и в упор выстрелил. Иосиф Генрихович рухнул на пол.
Таню унесли.
— Тани нет. Ой, что же они сделают с ней. — Ксения зарыдала, прислонившись к стене.
— Ну, перестань, милая. Нам некогда плакать, — успокаивал ее Владимир.
— Как же они не забрали Юлию Владиславну? — выговорила Ксения.
— Наверное, капитан Шмолл забыл все на свете, когда увидел Берту, — ответил Владимир. — Но они все равно не оставят в покое жену и близких профессора. Надо забрать их в лес и сделать это немедля.
— Милая Юлия Владиславна, — Ксения села на пол рядом с женой профессора, обняла ее за плечи, но не знала, что сказать. Да и что скажешь сейчас этой женщине, сраженной горем!
Жена профессора подняла голову и посмотрела на них сухими покрасневшими глазами.
— Милая, хорошая Юлия Владислава. Мы заберем сейчас Иосифа Генриховича, и вы поедете с нами.
— Хорошо, — выдохнула бедная женщина и опять склонилась над мужем и зарыдала.
Козловцев выбежал во двор, позвал партизан и приказал им взять имущество профессора. В ванной он нашел заплаканную, дрожащую всем телом прислугу. И ее заставил собирать вещи.
— Придется машину подогнать сюда. Все погрузим здесь, — сказал Козловцев. — Мы быстро соберем все, а ты, Ксения, иди домой, по пути скажи шоферу, чтобы подъезжал сюда. Надо спешить, а то ночи стали короткие. До рассвета недалеко.