— О вашем грубом нарушении службы мы узнали еще утром, когда вы спали после наряда, — проработали след нарушителя. Потом нам позвонили из штаба: Казаченко на допросе показал, почему он метнулся в сторону от вашего наряда. — Зимин прошелся по канцелярии, снова опустился на свое место. — Хорошо, что сразу признался насчет курения. А то я целую неделю таскаю в кармане вот эти вещественные доказательства — на тот случай, если бы ты вздумал отказываться. — Зимин развернул пакетик с двумя окурками сигарет: — Твои?
— Мои. «Варна».
— Ясно! — Майор Зимин с легкой душой выбросил окурки в мусорную корзину. — Так вот, Киселев, мы бы могли взять тебя в крутой оборот сразу же, в тот же злополучный день. Но лейтенант Бабкин связался с вашей прежней заставой, и тамошний замполит много хороших слов сказал о тебе. И тогда мы приняли решение подождать некоторое время, чтобы ты на нашей заставе с солдатами душой сошелся, потому что они будут твоими главными судьями. Комсорг Жуков подтверждает: ты нашел свое место среди людей, стал своим. А со своими всегда обращаются побережнее. Конечно, всыплют тебе на комсомольском собрании, да и я накажу — такое сам понимаешь, нельзя прощать. И это не столь для тебя, сколь для пользы дела важно. Как вести себя на комсомольском собрании — с Жуковым посоветуйся. Друг плохого не подскажет.
Киселев уставился на Жукова:
— И ты знал про все это?
— А как же!
— И молчал?
— Для пользы дела.
Киселев поднялся со стула:
— Спасибо за урок, товарищ майор! Больше такого никогда не повторится!
— Верю! — Зимин посмотрел на Бабкина: — Дополнишь, Сергей Николаевич?
— Чего дополнять? Тоже верю.
— У тебя, Петро, что будет к Киселеву?
— Пока ничего. А появится, так найду время сказать, — улыбнулся Жуков. — Живем-то недалеко друг от дружки. Койки рядом стоят.
— Разрешите узнать, товарищ майор, когда собрание будет? — спросил Киселев.
— Это мы с комсоргом нашим уточним. Наверное, подождем приезда майора Степанчикова. — Зимин вопросительно посмотрел на Жукова. Тот утвердительно кивнул. Зимин снова повернулся к Киселеву: — Тот самый, которого ты покорил своими ответами на политподготовке...
Майор Степанчиков приехал через двое суток. За месяц с небольшим он успел загореть, и даже излишне — на носу и скулах сходила кожа.
Может, потому что встретились они теперь уже не впервые, Степанчиков не был так сух и официален, как при первой встрече. Побывав за это время на многих заставах, он, по всему видать, кое-чему научился. Первым делом попросил Зимина называть его по-имени-отчеству — Семеном Афанасьевичем, потом признался:
— Жаль мне этого Киселева.
— А чего его жалеть? Я так полагаю: жалеют слабеньких и несчастненьких. Он такого впечатления не производит — парень способный, развитый.