Выжидая, что еще скажет о Киселеве Степанчиков, Зимин пока говорил осторожно.

— В отношении Киселева командир части настроен очень решительно, — сказал Степанчиков.

— То есть?

— Он не будет возражать, если вы, Петр Андреевич, найдете нужным ходатайствовать о переводе Киселева в другое подразделение.

— В какое, например?

— В какое-нибудь хозяйственное или строительное, подальше от границы.

— Скажу откровенно, Семен Афанасьевич: если уж понадобится хлопотать о Киселеве, то буду просить командира части только об одном — оставить Киселева на нашей заставе. Чего бросать парня с места на место? Живой человек все-таки, а не мячик резиновый.

— Но ведь грубейшее нарушение...

— У меня, признаться, Семен Афанасьевич, в военной молодости тоже было грубейшее нарушение — уснул на посту. Всыпали мне за это порядком, но с места на место не перебрасывали. — Зимин в упор посмотрел на Степанчикова: — Вы тут излагали точку зрения командира части. А у вас, дорогой Семен Афанасьевич, есть она, своя, личная точка зрения на это дело? Или для удобства довольствуетесь чужой?

Нет, майор Степанчиков не взорвался после этого грубоватого выпада начальника заставы, не разыграл благородного негодования. Он повел себя совсем не так, как предполагал Зимин: он улыбнулся, и лицо его, освещенное этой улыбкой, просветлело, как бы очистилось от официальной шелухи, стало добродушным, мягким. Он спросил, как спрашивают иной раз солдаты-первогодки:

— Честно?

— По возможности, Семен Афанасьевич. — Петр Андреевич тоже улыбнулся.

Ничего вроде бы не произошло, но с этого момента растаял между ними ледок отчуждения.

— Я ведь еще тогда, при первом нашем знакометве, понял: не такой уж плохой этот ефрейтор Киселев, — признался Степанчиков. — Только какой-то настороженный, колючий, самонадеянный, но умный.

— Покорил словесными узорами?

— Зачем так упрощенно? Не будем подковыривать, Петр Андреевич, а?

— Не будем, не будем. — Петр Андреевич, чтобы погасить размолвку, даже ладонь выставил вперед. — Спасибо, Семен Афанасьевич, мне теперь все ясно и легче будет дальше разговаривать с вами.

Зимин обо всем спокойно рассказал Степанчикову: о найденных окурках в воронке, об утренней проработке следа нарушителя, о разговоре Бабкина с замполитом заставы, где раньше служил Киселев, о стычке в солдатской столовой, о первом и втором разговорах с Киселевым. Словом, раскрыл то, что называл он «тактикой работы с солдатом».

— Понимаешь, Семен Афанасьевич, когда отдаешь молодому парню частичку своей души и вот этого самого, — Петр Андреевич приложил ладонь к сердцу, — да если еще убеждаешься, что из этого польза получается, то, ей-богу, не хочется, чтобы все это пошло прахом.

Степанчиков слушал его, подперев рукой подбородок, и чуть заметно кивал головой. Так слушать может только единомышленник. А когда Зимин закончил говорить, Степанчиков не удержался от восклицания: