На самом деле, в мировоззрении героев моего рассказа ничего нового нет. Все это – рецидив ленинского «нравственно все, что служит победе коммунизма». Речь идет о рецидиве идеологии, которая была построена на замораживании у человека способности к нравственной оценке национальной истории и деяний наших вождей, на замораживании способности к христианскому восприятию исторических событий через заповедь «Не убий!». Разница между советским патриотизмом и патриотизмом газеты «Завтра», который на наших глазах превращается в последние годы в государственную идеологию, состоит только в том, что коммунисты все же разрешали работать сердцу при оценке дореволюционной России, при критике крепостного рабства, жестокости держиморд. А патриотизм Андрея Фурсова запрещает не только называть сталинский террор преступлением, но и запрещает какую-либо критику изъянов и слабостей русской души. По Фурсову получается, что, если ты говоришь о тоталитаризме русской власти в целом, то ты становишься «мерзавцем» и «холуем Запада».
И теперь – о главном. Что с нами произойдет, если настроение моего собеседника-сибиряка и философия историка Андрея Фурсова будут признаны нормой русскости и патриотизма, когда моральный протест против преступлений сталинизма будет признан национальной изменой. Надо понимать, что идеал патриотизма, который вошел в душу современной России и который, как мог, озвучил мой собеседник-сибиряк, накладывает вето не только на христианскую мораль, но и на чувство внутренней, духовной близости со своей страной, народом. На самом деле вы никогда не станете русским, если в вас не проснется то, что так возмущает Андрея Фурсова, а именно чувство боли, сожаление о гибели миллионов ни в чем неповинных людей, людей, у которых была такая же одна жизнь, как у каждого из нас. На мой взгляд, правы и те, кто призывал к покаянию за грехи наших предков. Если не покаянию, то хотя бы чувству стыда за наших дедов и прадедов, которые потеряли голову и пошли за большевиками, ввергли себя в стихию самоуничтожения. Но эта связь с народом, со своей историей, как я уже сказал, у вас никогда не появится, если вы превратитесь, по совету Андрея Фурсова, в получеловека-полуидиота, который с восторгом воспринимает вождя Сталина, без колебаний приговорившего к смерти миллионы соотечественников. Столь же очевидно, что идеал патриотизма, который уже живет в душе моего собеседника-сибиряка и который навязывает обществу через газету «Завтра» Андрей Фурсов, настаивая на том, что тот, кто знает различие между добром и злом, – «холуй Запада», убивает в человеке не только душу, но и разум. Обратите внимание, практически у всех, кто испытывает восторг по поводу сталинского коммунизма, мертвечина души соединяется с ненавистью к правде, с ненавистью к тем, кто остается верен правде вопреки настроениям нынешней России. Кстати, историки типа Андрея Фурсова ненавидят перестройку, эпоху гласности, ибо она стремилась вернуть русскому человеку правду, правду о трагизме и драматизме советской истории, о цене сталинских побед. Перестройка создала условия для возрождения русской православной церкви, для возвращения народу величайших достижений русской общественной мысли, запрещенных в СССР. И, наверное, нынешние проповедники «изборского патриотизма» ненавидят Горбачева и перестройку именно за то, что она вернула русскому человеку правду о его истории, заставила думать о причинах трагедии русского ХХ века.
Конечно, мой собеседник-сибиряк не осознает, что его холодное, равнодушное отношение к гибели своего дедушки и одновременно восторг по поводу свершений убившего его дедушку Сталина – аморален. Но, на мой взгляд, за философией Изборского клуба, за процитированным выше текстом Андрея Фурсова стоит откровенная, осознанная ненависть к сердцевине русскости, к русской душе, к русской культуре в целом. Не могут господа из Изборского клуба не понимать, что, отказывая русскому человеку в праве на моральную оценку деяний Сталина и большевиков, они накладывают вето на работу совести, на работу ума. И тем самым превращают этого русского человека в получеловека, если не дебила, – надо называть вещи своими именами. И вообще, я не понимаю, как можно совместить русскость как христианство, как православную религию с советскостью. Ведь советскость как государственный атеизм была направлена целиком и полностью против русскости как православия. Советскость – это разрушение не просто церквей, а национальных святынь, разрушение исторической памяти. Неужели этого не понимают нынешние губернаторы, которые активно поддерживают «изборский патриотизм»?
Я не люблю все эти модные ныне разговоры о заговорах. Не составляет труда показать, что на самом деле патриотизм, который позиционирует газета «Завтра», воюет не с Западом, а с Россией, воюет с тем, что принято называть «вершиной русской культуры». Ведь правда состоит в том, что ставили вопрос о покаянии будущих русских за преступления сталинизма и большевизма в целом не либералы 1990-х, как пишет Андрей Фурсов, а «веховцы», отцы нашей национальной святыни – русской религиозной философии начала ХХ века. «Возникновение на Западе фашизма стало возможно только благодаря коммунизму, которого не было бы без Ленина». Эти слова принадлежат Николаю Бердяеву. Он же настаивал на том, что «тоталитарный коммунизм, как и тоталитарный фашизм и национал-социализм – родственны» в том, что «требуют отречения от религиозной и моральной совести, отречения от высшего достоинства личности». Отец Сергий Булгаков – это наш русский Фома Аквинский – посвятил целую книгу «Расизм и христианство» исследованию духовного родства вскормленного марксизмом большевизма и национал-социализма Гитлера. Размеры газетной статьи не позволяют пересказать все мысли и соображения отцов русской религиозной философии начала ХХ века о глубинном духовном родстве режима Ленина и Сталина с режимами Муссолини и Гитлера. Этой теме я посвятил значительную часть своей книги «Русская апатия» (изд-во «Алгоритм», 2016 г.), но, поверьте, каждый камень, брошенный тем же Андреем Фурсовым в адрес так называемых «холуев Запада», является камнем, брошенным в адрес людей, мыслителей, труды которых вошли в сокровищницу не только русской, но и мировой общественной мысли.
Только еще один пример. На самом деле идея покаяния за преступления большевистской эпохи является сердцевиной сборника «Из глубины». Она является центральной для статей того же Николая Бердяева, Семена Франка, Сергия Булгакова, Петра Струве. И рождена эта их идея не «холуйством» перед Западом, а верой в нераскрытые до сих пор духовные потенции русского народа. И об этом опять лучше всех сказал Николай Бердяев: «Русский народ низко пал, но в нем сокрыты великие возможности, и ему могут раскрыться великие дали. Идея народа, замысел Божий о нем остается и после того, как народ пал, изменил своей цели и поверг свое национальное и государственное величайшим унижением. Меньшинство может остаться верным положительной и творческой идее народа, и из него может начаться возрождение. Но путь к возрождению лежит через покаяние, через сознание своих грехов, через очищение духа народного от духа бесовского».
Сам тот очевидный факт, что нынешний «изборский патриотизм» – это откровенное восстание против русской духовности, против голоса величайших представителей русской культуры, говорит о необходимости увидеть, что на самом деле стоит за нынешней борьбой с так называемыми «холуями Запада». Идеологи Изборского клуба, как я попытался показать, сознательно и откровенно ведут борьбу с тем, на чем держалась и держится духовность русского народа. Надо понимать, что не имеет будущего нация, которая идет за теми, кто призывает восторгаться преступлениями своих правителей, за теми, кто навязывает нам идеал человека, лишенного чувства сострадания, способности к отторжению откровенного зла. И очень опасно, что мы сегодня вместо формирования у русского человека ненависти к убийцам, к тем, кто породил великие муки русского народа, формируем ненависть к правде, ненависть к тем, кто остается верен, несмотря ни на что, исторической истине.
Дефекты русского ума: чего опасался академик Павлов
Я недавно набрел в Интернете на текст лекций академика Ивана Петровича Павлова о русском уме и поразился: все, что он говорил о дефектах русского ума ровно сто лет назад, о дефектах нашего ума, порождающих наши русские катастрофы, актуально по сей день. И именно потому, говорил он в самом начале большевистского сумасшествия, что «характеристика русского ума мрачна, и то, что переживает Россия, тоже крайне мрачно».
Для нашего русского ума, говорил Иван Павлов, факты, истина, реальная действительность – не указ. Для нас главное то, во что мы верим, что мы сами придумали, что у нас в мозгах. А потому мы, русские, говорил он, живем фантазиями. Нам, русским, говорил он, неведомо то, на чем держится человеческая культура, неведомы «большие труды и муки», ведущие к «покорности истине», неведомо то, что называется «истиной». И в этой связи Иван Павлов приводит пример, как ни странно сохраняющий актуальность по сей день. Нет до сих пор ни одного факта, подтверждающего веру славянофилов в особую цивилизационную миссию России. Но мы все равно в это верим. Речь идет о неувядающей вере наших патриотов-славянофилов, что Россия была создана Богом для того, чтобы научить разуму гниющий Запад. И этот пример, говорит Иван Павлов, свидетельствует о том, что нам наплевать на истину, на правду, на факты. «Возьмите вы наши славянофилов. Что в то время Россия сделала для культуры? Какие образцы она показала миру? А ведь люди верили, что Россия протрет глаза гнилому Западу. Откуда эта гордость и уверенность?» И дальше текст, который, как я уже говорил, имеет прямое отношение к современной России: «И вы думаете, что жизнь изменила наши взгляды? Нисколько! Разве мы теперь не читаем чуть ли не каждый день, что мы авангард человечества! И не свидетельствует ли это, до какой степени мы не знаем действительности, до какой степени мы живем фантастически!»
И действительно поразительно. Абсолютно все, что говорил Иван Павлов об особенностях русского ума, то, что он называл «дефектами» русского общежизненного ума, живо по сей день. Все, как было, так и осталось. Преодоление русской дореволюционной неграмотности населения и выращивание многомиллионной советской интеллигенции ничего в русском уме не изменило. Судите сами. Мы, русские, говорил Иван Павлов, «не наклонны к сосредоточенности мысли, не любим ее сосредоточенность, даже отрицательно к ней относимся». А потому мы не переходим от слова, от эмоциональной оценки предмета к его изучению, к изучению причин произошедшего, а тем более – к изучению его сущности, его последствий. «Русский человек, – говорил Иван Павлов, – не докапывается до корня дела». И это потому, что «он не знает, почему, не стремится понять, что он видит». Поэтому, как говорил Иван Павлов, мы не в состоянии «проверять смысл слов», «идти за кулисы слов», «не любим смотреть на подлинную действительность».
Все, что происходит у нас в «крымнашевской» России на различного рода телешоу, было описано Иваном Павловым сто лет назад. Споров у нас не бывает, ибо никто друг друга не слушает и спешит прежде всего высказать свое собственное мнение по обсуждаемому вопросу. Истина на самом деле никого не волнует, для нас в споре главное «натиск на противника». Мы в споре далеки не только «со стороны иначе думающих, но и со стороны действительности».
Тут какая-то мистика. «Геополитический фактор» в глазах нашей элиты – это главное зло для современной России. Но, обратите внимание, никто не говорит, кто создал это зло, и, самое поразительное, никто и не собирается бороться с этим злом, что-то менять в нашей внешней политике. Мы исходим из того, что наше руководство никогда не ошибалось и не в состоянии ошибаться. Никто у нас не собирается бороться с этим «бесом», с «геополитическим фактором». «Бес» сакрализируется в наших глазах, обретает святость, становится почти что опорой нашей жизни. И люди у нас уже всерьез начинают верить, что, если не дай бог, Запад отменит санкции, то мы погибнем. Пассивность ума соседствует у нас с какой-то поразительной обреченностью. «Какая разница, когда и при каком руководителе России Запад убьет нашу экономику. Не сегодня, так завтра». И это, как мантру, повторяют многие, очень многие.
И поразительно. Вопрос «почему» оказался под запретом именно в тот период русской истории (я имею в виду нынешнюю, «крымнашевскую» Россию), когда всплыли наверх, стали зримыми все глубинные проблемы российской государственности. Только один пример. На наших глазах окончательно рассыпалась сердцевина русского мира, если не союз, то сотрудничество, совместная жизнь более трех веков в одном государстве украинцев и русских, в прошлом – малороссов и великороссов. Более 300 лет вместе воевали, строили, дошли до Тихого океана, действительно обладали равными правами, особенно во времена СССР, чего не хотят признать украинские националисты. И в результате не только разошлись по разные стороны, но и стали, скорее всего надолго, заклятыми врагами. Но никто не задает вопроса «почему». А почему те, кого еще недавно русские называли «братьями», сейчас для тех же русских превратились в «фашистов»? Опросы показывают, что украинцы для русских сегодня более ненавистны, чем американцы. Слава богу, наше всемогущее телевидение перестало называть украинцев «фашистами». Но все равно для многих русских теперь «хохлы», украинцы стали не только нашим главным врагом, но и источником всех наших русских бед. Буквально несколько дней назад мой сосед по даче, калужский фермер Евгений, отставной офицер говорил мне: «И беда наша состоит в том, что нами на самом деле правит не Путин, а все эти хохлы, враги русского народа, все эти Кириенки, Матвиенки, Мутки и т. д.» Смотрит Евгений мне в глаза, конечно, не забыл, что и у меня фамилия на «-ко», и все равно извергает свою ненависть к «хохлам».
И если вы не поленитесь и прочтете текст лекции Ивана Павлова о русском уме, то вы поймете, что с ним, русским умом, произошло за последние сто лет, за время нашего движения к «зияющим вершинам» коммунизма. Раньше все же, как считал Иван Павлов, была качественная разница между русским умом образованной России и умом, как он говорил, «невежественной крестьянской России». Образованная Россия, как он говорил, не любила истину, не любила докапываться до корней происходящих событий, страдала романтикой, мечтательностью, жила словом, но не истиной. Но все же, как считал Иван Павлов, образованная Россия не жила народной жаждой поиска врагов. А для крестьянского ума, как подчеркивал Иван Павлов, все беды нашей жизни – это результат происков врагов, а врагом для крестьянина был прежде всего образованный, культурный человек. Народный ум, с точки зрения Ивана Павлова, не думает, не исследует, а только ищет врагов и связывает все свои беды с их кознями и происками, и потому, объяснял Иван Павлов, народному уму оказалась так близка марксистская вражда к буржуям и эксплуататорам. «Матрос, брат моей прислуги, – рассказывает Иван Павлов, – все зло, как и полагается, видел в буржуях, причем под буржуями разумелись все, кроме матросов и солдат. Когда ему заметили, что едва вы сможете обойтись без буржуев, например, появится холера, что вы станете делать без докторов? Он торжественно ответил, что все это пустяки, ведь это уже давно известно, что холеру напускают сами доктора (выделено И. Павловым)». Иван Павлов заключает свой рассказ о матросе-большевике следующим вопросом: «Стоит ли говорить о таком уме и можно ли на него возлагать какую-нибудь ответственность?»
Так вот, и это самое главное в моем рассказе о русском уме. Изменения, которые произошли с русским умом, состоят в том, что крестьянская жажда поиска врагов, жажда ощущать себя жертвой происков врагов не только перекочевала из умов невежественной России в умы грамотной, образованной России, но и стала теперь, как принято говорить, «доминирующим трендом» нашей новой общественной мысли. Как я попытался показать в своей последней статье в «МК», в «крымнашевской» России уже всякий, кто начинает всерьез изучать родство сталинского коммунизма с национал-социализмом, обязательно «холуй Запада».
И этой переориентации нашей общественной мысли, и прежде всего политической мысли, на поиск и разоблачение врагов, содействовало, наверное, много причин. Сутью марксизма, который владел нашими мозгами почти весь ХХ век, как раз и была народная, пролетарская страсть борьбы с врагом, с капиталистами и буржуями, а потому взгляд на мир матроса-большевика, который описывал Иван Павлов, стал на самом деле сутью нашего советского обществоведения. И свидетельством тому, к примеру, происходящая в нынешней исторической науке переоценка истории присоединения Малороссии к Московскому царству в соответствии с мнением фермера Евгения, что все наши нынешние и прошлые русские беды – от «хохлов».
До сих пор и дореволюционная, и советская историческая наука исходила из мнения Николая Трубецкого, что без «примыкания Москвы к западнорусской культурной традиции», носителем которой была Могилянская академия в Киеве во времена Алексея Михайловича, без реформ Никона, без исправления «богослужебных книг» нельзя было в то время преодолеть прогрессирующую цивилизационную отсталость московского царства. Нельзя было уйти от Московии, которая, в отличие от Малороссии, не знала даже школьного дела, к культуре знаний без выпускников «рассадника высшего духовного просвещения» – выпускников Могилянской академии, которые становились иерархами Московской православной церкви.
Но то, что говорила русская историческая наука о политике царя Алексея Михайловича в отношении Киева, о большом значении его церковных реформ, в сегодняшней, окончательно победившей российский народный ум, подвергают не просто ревизии, а полной переоценке. То, что для Николая Трубецкого было хорошо, для историков «крымнашевской» России не просто плохо, а очень плохо. Не имел права русский царь, царь Московского царства, пишет молодой историк Александр Пыжиков, отдать судьбу своей православной церкви, судьбу Московского царства в руки Запада, в руки выпускников киевской Могилянской академии, заражать мозги русского народа ее духом и идеалами. Главный порок Киевско-Могилянской духовной академии, с точки зрения уважаемого патриота-историка, состоял в том, что «она была построена по образцам многочисленных польских коллегий, образование так же велось на латыни». Для уважаемого историка-патриота Пыжикова царь Алексей Михайлович – предатель, ибо он «лично обратился к киевскому митрополиту Сильвестру Коссову с просьбой прислать ученых мужей, сведущих в греческом и латинском языках». И получается, делает вывод Александр Пыжиков, что из-за предательства царя Алексея Михайловича, предательства патриота Никона подлинная, суверенная Московия превратилась на самом деле в колонию Киева, колонию украинской православной церкви. И историк Пыжиков считает, что на самом деле царь Алексей Михайлович был просто слепым орудием киевских митрополитов, которые издревле вынашивали планы подчинения себе Московской церкви. Кстати, историк Пыжиков, в силу нынешней традиции разоблачать русскую элиту с украинскими фамилиями, обращает внимание, что всемогущий духовник царя-предателя Алексея Михайловича, протопоп Благовещенского собора в Кремле Стефан Ванифатьев был на самом деле скорее всего малоросс, ибо «современники той эпохи нередко указывали его фамилию на малороссийский манер – Ванифатьевич».
И последнее. Что будет с нами дальше, если, по логике историка Пыжикова, нам надо ставить памятники не святителю Киевско-Печерской Лавры Кукашу, как это делают в последнее время в Калуге, которому дикие вятичи отрубили в 1114 году голову за то, что он пытался сделать их православными, принести им веру из враждебного Киева, а их жрецам, которые упорно, на протяжении более ста лет после крещения Руси князем Владимиром, сохраняли первобытные верования вятичей. По нынешней логике получается, что в духовном отношении древние вятичи, которые, по словам Нестора, были «диким племенем, живущим в лесах и евшим нечистую пищу», в духовном отношении были выше, чем святитель Кукаш.