Книги

Почему любовь уходит? Социология негативных отношений

22
18
20
22
24
26
28
30

Согласие на что?

Договор — это метафора, описывающая свободу сторон вступать в отношения или выходить из них. Но эта метафора укоренилась так глубоко, что распространилась и на эмоциональную сферу: партнеры четко оговаривают условия своего договора, иногда даже подписывая настоящий документ. Именно так, например, определяется модель новых отношений, в весьма популярной колонке советов «Современная любовь» в The New York Times:

Несколько месяцев назад мы с моим парнем налили себе по пиву и открыли ноутбуки. Пришло время пересмотреть условия нашего договора об отношениях.

Хотелось ли нам что-нибудь изменить? Просмотрев каждый пункт, мы договорились о двух незначительных изменениях: теперь я выгуливаю с собаку по вторникам, а он по субботам, и я убираюсь на кухне, а он занимается ванной.

Последняя версия «Договора об отношениях Марка и Мэнди», четырехстраничного документа, напечатанного с одним интервалом, продлится ровно 12 месяцев с даты его подписания, после чего у нас будет возможность пересмотреть и продлить его, как мы уже делали это дважды. В договоре прописано все: от секса до работы по дому, от финансов до наших планов на будущее. И мне это нравится.

Подписание договора об отношениях может показаться расчетливым или неромантичным, но все отношения являются договорными, мы просто более четко определяем условия. Это напоминает нам, что любовь — это не то, что случается с нами само собой, это то, что мы делаем вместе. В конце концов именно этот подход и сблизил нас411.

Это свидетельство представляет договорность как идеальный способ организации жизни, как практическое решение для определения ролей, обязанностей и привилегий. Договор основан на равноправии и свободе каждого участника вступать в отношения и формулировать условия выхода из них. Он также весьма практичен, поскольку включает в себя целый комплекс взаимовыгодных условий, которые могут быть пересмотрены, когда они перестают удовлетворять партнеров.

Однако гетеросексуальный договор включает в себя различные формы согласия, как известные, так и абсолютно неведомые «подписывающим его сторонам». Понятие договора скрывает тот факт, что волеизъявления двух сторон, пытающихся заключить договор, могут сильно различаться. Как предполагает Пэтмен, в рамках сексуального договора женщина остается в подчинении у мужчины412. Это подчинение происходит именно из-за различия мужских и женских способов формирования привязанностей и желаний в процессе заключения сексуально-эмоционального договора. Подобная асимметрия убедительно показана в ставшей кассовым хитом романтической комедии 2011 года «Секс по дружбе» (Friends with Benefits) и в мировом бестселлере «Пятьдесят оттенков серого» (Fifty Shades of Grey). В комедии «Секс по дружбе» главные герои Дилан Харпер (Джастин Тимберлейк) и Джейми Реллис (Мила Кунис) встречаются после пережитых каждым из них горьких расставаний. Они становятся друзьями, но их дружба вскоре превращается в соглашение о дружеском сексе без обязательств, условия которого предусматривают лишь занятия сексом без привязанности и эмоций. Интрига заключается в том, что Джейми начинает испытывать чувства к Дилану, тогда как он всячески сопротивляется ее попыткам заманить его на свою эмоциональную территорию. И хотя вначале оба они довольны своими ни к чему не обязывающими сексуальными отношениями, женские эмоции нарушают их соглашение. Отражая широко распространенное стереотипное представление, подтверждаемое социальной реальностью, мужской персонаж боится обязательств, в то время как женский не может или не хочет проводить различие между своей сексуальностью и своими эмоциями. Эта романтическая комедия представляет договор как ключевой мотив современных сексуальных и романтических отношений и перекликается с мировым бестселлером Э. Л. Джеймс «Пятьдесят оттенков серого» (Fifty Shades of Grey), вышедшим в том же году. Первый том трилогии посвящен сексуальному договору, который Кристиан Грей — влиятельный и красивый мужчина — предлагает заключить Анастасии Стил, невинной и юной студентке колледжа. Существенными условиями этого сексуального договора являются садомазохистские отношения. В конечном итоге Анастасия отвергает договор, и читателю не составляет ни малейшего труда догадаться о том, что она влюблена в Кристиана, в то время как его чувства к ней остаются неизвестными. Известно лишь его сексуальное желание. В обеих ситуациях, и в «Сексе по дружбе», и в «Пятидесяти оттенках серого», договор предполагает четкое различие между случайным сексом и чувствами и в конце концов не соблюдается женщиной, которая хочет сексуально-эмоциональных, а не просто сексуальных отношений.

Невозможность должным образом справляться с эмоциями при выполнении договора объясняет, почему сексуально-эмоциональный договор изначально чреват апориями (выражением сомнения) и неопределенностью. В чистых отношениях соглашение может быть расторгнуто по желанию, что противоречит экономическим/юридическим договорам, которые являются обязательными, поскольку нарушение договора обычно влечет за собой штрафные санкции. Хотя экономические/юридические договоры основаны на косвенных предпосылках и обещании их выполнения в будущем, это не относится к сексуальным договорам. Свобода вступать в отношения и выходить из них по собственному желанию вызывает состояние неопределенности, которое, в свою очередь, объясняет, как и почему люди быстро выходят из отношений. В итоге метафора договора недостаточна для понимания той формы, которую принимают отношения на свободном, открытом сексуальном рынке, лишенном правил, ограничений или штрафов. Используя знаменитое выражение Клиффорда Гирца, метафора договора, ставшая преобладающей для формирования и обозначения интимных связей, является очень плохой парадигмой для отношений. Она не объясняет, как формируются отношения, и не дает правильной нормативно прописанной модели для формирования таких отношений413.

Неясные желания

Сексуализация взаимодействий по сути своей подразумевает отношения между телами. Поэтому неудивительно, что эпистемология сексуальных контактов имеет некоторое сходство с другой этикой, также регулирующей тело, а именно с этикой медицинской, которая, как и сексуальная, ставит согласие в центр взаимодействия между двумя сторонами — пациентом и врачом. И сексуальная, и медицинская этики все чаще рассматривают тело как сущность, которую нельзя присваивать, подвергать насилию, использовать в чьих-либо интересах и чьи права нельзя ущемлять, как сущность, которой требуется полная осведомленность и согласие владельца тела. Согласие является философской и правовой предпосылкой медицинских и сексуальных договоров. Это еще не сам договор, а его предварительное и непременное условие. Согласие обусловлено предпосылкой, что субъект может и должен понимать смысл и последствия своего решения позволить другому овладеть своим телом, доставить удовольствие или причинить боль. Однако между сексуальной и медицинской этикой существует важное различие: тогда как врач и пациент, как разумно предположить, хотят одного и того же — здоровья пациента, в сексуальной сфере каждое тело имеет собственные желания, которые могут либо совпадать, либо расходиться. Я могу согласиться на поцелуй, но не на половой акт. Или я могу согласиться на половой акт, если предполагаю, что это начало отношений, а не секс на одну ночь. Именно тот факт, что желания могут разойтись в любой точке сексуального взаимодействия, отличает идею согласия в сексуальных отношениях от согласия пациента и делает ее гораздо слабее, чем в большинстве областей, где оно необходимо. В статье о «сером» изнасиловании (основанном на психологическом принуждении. — Прим. пер.) известный автор Лора Сешнз Степ приводит красноречивый пример:

Алисия попросила своего однокурсника Кевина стать ее «платоническим кавалером» на вечернем собрании студенческого женского общества. Они вдвоем отправились сначала на ужин с друзьями, а потом на танцы. Она помнит, что они напились, но она не сказала бы, что до беспамятства. После танцев они пошли в комнату Кевина и в какой-то момент начали целоваться. Она прямо сказала ему, что не хочет, чтобы дело дошло до секса, и он согласился. Но через несколько минут он толкнул ее на диван и навалился сверху. «Нет. Перестань», — мягко попросила Алисия — слишком мягко, как сказала она себе позже. Когда, не обращая внимания на ее просьбу, он все равно вошел в нее, она вся напряглась и попыталась отрешиться от происходящего, пока все не закончилось. Затем он заснул, а она ушла в свое общежитие, «испытывая это мерзкое чувство, когда не знаешь, что делать и кому рассказать, и не понимая, твоя ли в этом вина». Хотя Алисия ощущала себя изнасилованной — ведь она не хотела заниматься сексом с Кевином — она не была уверена в том, что другие посчитали бы это насилием414.

Я выделила фразу «она не была уверена в том, что другие посчитали бы это насилием», поскольку она явно свидетельствует о том, что этой женщине, которая действительно была изнасилована, трудно с нормативной точки зрения оценить насилие, совершенное мужчиной, так как она не уверена в том, достаточно ли четко она сформулировала отсутствие согласия. Эта трудность обусловлена тем фактом, что сексуализация заведомо предполагает сексуальное желание и значительно усложняет возможность сформулировать его отсутствие самому себе (или другому человеку). И хотя обеспечение правопорядка и всеобщее осознание недопустимости изнасилований возросли, культура сексуализации определяет людей с точки зрения их готовности заниматься сексом, превращая сексапильность и сексуальную активность в критерии ценности, придавая отсутствию сексуального желания менее законный статус и делая его менее понятным и для самого человека, и для других. То, что у этой женщины возникли трудности с оценкой совершенного над ней насилия и внятности изложения ее собственного несогласия, свидетельствует о том, что ее воля подавлена и сбита с толку конкурирующей нормой сексуализации и естественностью мужской сексуальной силы в виде его сексуального желания. Согласие предполагает наличие воли, не подверженной давлению. Тем не менее остро ощущаемое давление, оказываемое культурой, которая определяет ценность с точки зрения сексуальности и мужской сексуальной власти, делает незаконным или непривлекательным отсутствие сексуального желания (это касается и женщин, и мужчин). Если секс является целью свиданий, если ему придается мало эмоционального значения или не придается значения вообще, если он оторван от более широких представлений об индивидуальности и ему не присуща взаимность, согласие становится «случайным», предполагаемым, а не запрашиваемым, и рассматривается как действие, не имеющее глубокой связи с сущностью личности. Само культурное определение случайного секса — спокойный, легкий, эмоционально отстраненный, не имеющий четких определенных рамок, подчеркивающий сексуальную удаль и активность — делает согласие «случайным», то есть предполагаемым, а не гарантированным. При этом оно делает желание женщины невразумительным, неясным для нее самой, поскольку нормы сексуализации требуют постоянной сексуальной доступности женщин. Сексуальная свобода, за которую боролись, в свою очередь сама стала нормой давления.

Более того, поскольку сексуальное согласие коренится в теле, оно обходит стороной эмоциональное содержание отношений. Вопрос о том, на что именно мы соглашаемся в эмоциональных отношениях, гораздо менее ясен, чем в сексуальных. Понятно, на что соглашается мазохист в сексуальных отношениях, но гораздо менее ясно, на что именно соглашается неудовлетворенная или оскорбленная женщина, если она вообще согласна. Поскольку мужчины и женщины занимают разное положение в сексуальной сфере, они по-разному заключают сексуальные и эмоциональные договоры. Вот убедительный пример этому утверждению — Кэролайн, двадцативосьмилетняя студентка из Голландии, изучающая архитектуру и живущая в Париже:

КОРР.: У вас есть парень?

КЭРОЛАЙН: Еще два месяца назад у меня был один, как бы это сказать, парень наполовину.

КОРР.: [смеется] Почему наполовину? Он жил далеко?

КЭРОЛАЙН: Ну, это когда вы вроде бы вместе, но в то же время порознь.

КОРР.: Что вы имеете в виду?

КЭРОЛАЙН: Он мне нравился, очень нравился. Однако между нами долгое время ничего не было. Мы тусовались вместе. Но ничего не происходило. И однажды ночью это произошло; я пришла к нему домой после вечеринки, мы оба были пьяны, и все случилось, я давно этого хотела, в отличие от него. Он делал все механически, понимаете, типа, я — рядом, поздно ночью, так почему бы со мной не переспать. Мне кажется, мужчина никогда не упустит возможность переспать с женщиной. А что касается меня, я так давно об этом мечтала. Мы были вместе уже некоторое время, и в какой-то момент, может, в первый или во второй месяц наших отношений, он сказал мне: «Послушай, я не уверен насчет нас. Я имею в виду, я не уверен, что хочу чего-то большего, чем секс». И добавил: «В общем, я не хочу использовать тебя или как еще это назвать...» Я сказала ему, что все в порядке, что меня все устраивает, я даже пошутила, что это я использую его для секса. Мне хотелось выглядеть крутой. Не как девушка, которая на что-то надеется. Он мне очень нравился, мне было важно соответствовать ему, но, думаю, я просто надеялась... не знаю, на что, на то, что со временем он изменится, что секс со мной будет настолько хорош, что ему не захочется уходить. Так продолжалось и дальше: мы трахались, мы встречались месяца три, может быть, и в какой-то момент он устроил новоселье в своей новой квартире и не пригласил меня. Впоследствии я узнала из чьего-то поста в Facebook, что у него было новоселье. Кто-то фотографировал и выложил фотографии. Мне было так больно! Честно говоря, я была просто раздавлена. Когда я сказала ему об этом, он удивился, сказал, что это была просто небольшая вечеринка для его близких друзей. Что наши отношения совсем не такие и он всегда предельно ясно давал это понять, что в его поведении не было ничего, что могло бы ввести в заблуждение, что я сама согласилась быть с ним только ради секса, а теперь пытаюсь вызвать в нем чувство вины. Сначала я была сильно обескуражена, думала, может, он прав, может, мне не следовало ни на что надеяться, ведь я сама согласилась на секс без каких-либо обязательств, но через некоторое время я перестала с ним встречаться. Мне потребовалось время, чтобы по-настоящему разозлиться. Я понимала, что сама согласилась на его долбаные условия, но все равно чувствовала себя использованной, хотя он всегда был предельно ясен. Так что, оглядываясь назад, могу сказать: все это были только мои фантазии. Наши отношения сводились лишь к сексу.